Провинциализируя Европу

Более точно историю «адды» можно было бы описать как историю желания – или нежелания – «адды» (desire for – or against – adda). По многим стандартам оценки в эпоху модерности, «адда» – небезупречная социальная практика: в ее современной форме в общественной жизни она по преимуществу мужская; она не обращает внимания на материальность труда при капитализме. «Адды» среднего класса обычно пренебрегают трудящимися классами. Некоторые бенгальцы считают, что эта практика способствует распространению ничем не прикрытой лености. И все-таки кажущееся постепенное исчезновение этой практики из городской жизни Калькутты в последние три-четыре десятилетия, без сомнения связанное с изменениями политэкономии города, сегодня вызывает огромное сожаление и ностальгию. Словно вместе с медленным умиранием «адды» умирает идентичность бенгальца.

Поскольку «адда» сегодня считается отмирающей практикой, то в Калькутте в последнее время наблюдался целый ряд сознательных попыток собрать и сохранить воспоминания и описания бенгальских «адд» за последнее столетие. В интернете можно найти несколько сайтов с чатами бенгальцев как из Западной Бенгалии, так и из и Бангладеш, которые называются «адда»[490]. Сборник статей «Колькатар адда» («„Адды“ Калькутты»), опубликованный к трехсотлетию Калькутты, отвечает существующему запросу. Он начинается с указания на «пугающую возможность» того, что бенгальцы вскоре забудут радость «адды», что жизнь их заполнится суетной, всепожирающей трудовой этикой[491]. Сайед Муджтаба Али, выдающийся бенгальский писатель-юморист, в связи с возможным исчезновением «адды» уже в 1970-е годы, писал: «Нельзя не согласиться, что подлинно выдающиеся „адды“ теперь все равно что мертвы, даже если кажутся нам живыми. Сколько этих пяти-, десятиэтажных строений, вырастающих сегодня в Калькутте, имеют помещения для „адды“?»[492] Даже каталог бенгальской печатной книги, сделанный Гильдией книгоиздателей Калькутты по случаю книжной ярмарки 1997 года, начинался с оплакивания утраты духа «адды» в этой профессии. Вступительная статья, в которой прослеживаются последние пятьдесят лет книгоиздательства в Калькутте, заканчивается на ностальгической и меланхолической ноте: «Дизайн обложек [бенгальских книг] изменился, равно как и художественное оформление публикаций. Теперь увеличилось разнообразие тем. Вместе с новыми писателями придут новые издатели. <…> Вернем ли мы то, что теперь уже исчезло навсегда из мира бенгальской литературы – литературные „адды“? Возможно, кому-то больно об этом думать. Но может ли быть иной путь, кроме как идти вперед, даже когда сердце наше болит?»[493].

Мне не интересна интерпретация этой ностальгии как какой-то ошибки. Будучи мигрантом в первом поколении с навсегда искореженным домашним инстинктом, я не способен быстро определить, в какой состоянии находится архив ностальгии по «адде». На архиве строится мой анализ, смешанный с моим личным желанием – как иммигранта, живущего в Австралии или в Соединенных Штатах, – почувствовать себя дома в былой Калькутте. Подобная ностальгия может быть обращена только в будущее. Она помогает мне быть дома, живя в другом месте. Поэтому я не могу предложить поверхностной критики ностальгии[494]. Очевидная сегодня в Калькутте ностальгия по «адде» должна заместить другую, неартикулированную тревогу: как подпевать постоянно меняющейся мелодии капиталистической модернизации, сохраняя в то же время комфортное ощущение, что ты находишься дома? Во многих индийских городах сегодня заметны симптомы того, что Арджун Аппадурай выразительно назвал «урбанистическим истощением»[495]. Свое собственное модернистское лицо, которое каждый из индийских мегаполисов сумел обрести в первой половине XX века, теперь рискует быть утраченным из-за демографических изменений и – в сравнении с прошлым – большей глобализации в сфере экономики и медиа. История «адды», смешанная с желанием «адды», может стать реквиемом по практике городского модернизма, погребенной другими удовольствиями и опасностями большого города.