Провинциализируя Европу

У нас всегда имеется, говоря в терминах Хайдеггера, предпонимание того факта, что мы живем в окружении нескольких «будущих», которые уже есть и идут вразрез с тем будущими, которое отлито в форму «сбывающегося». В конечном счете, это вопрос разных способов «бытия-в-мире», которые изобретает человек. Объективирование – это лишь один из способов бытия, хотя и доминирующий в глобальном масштабе в наше время. Проблема возникает лишь тогда, когда требуют, чтобы объективация стала единственной формой нашего отношения к прошлому, ибо тогда возврат к любой другой форме отношений представляется «возвращением к мертвецу», говоря словами Маркса. Для тех, кто полностью подчинил себя объективирующему образу мысли, прошлое сохраняет за собой власть кошмара, грозящего шоком сверхъестественного[722]. Возьмем, к примеру, опыт и рассуждения французского теоретика-марксиста Анри Лефевра – ирония в том, что он был проницательным критиком капиталистической объективации – во время посещения им небольшой, знакомой с детства церкви около Наварренса, его родного провинциального городка: «Я знаю, что я там найду: пустое, гулкое пространство с укромными уголками, забитыми сотнями предметов, каждый из которых молчаливо плачет, превращаясь в знак. Какая удивительная мощь! Я знаю, что не могу ошибаться в понимании „значения“ этих знаков, потому что мне их объяснили много лет назад. Невозможно отгородиться от этих символов, закрыв глаза и уши. <…> У меня нет возможности освободиться от этого». «Бывшие», создающие для Лефевра «сейчас» в церкви, направляют это «сейчас» к тому будущему, которым когда-то было его детство. Но его марксизм предписывает ему отгородиться от этого момента, от его множественности. Вместо этого он хочет быть поглощенным сбывающимся будущим, называемым «социализмом». Вытекающая из этого борьба заметна в следующем фрагменте текста Лефевра: «Но именно потому, что я ощущаю эту непонятную эмоцию, я могу начать осознавать ее смутные причины. Я не должен отчаиваться, борьба продолжается… религия… – это реакционная, деструктивная критика. Марксизм предлагает эффективную, конструктивную критику жизни. И только марксизм!»[723].

«Постоянно фрагментарная» и нередуцируемо множественная природа «сейчас» представляет проблему для социальной науки, которая формулирует будущее человека как проект, где в той или иной форме – в частности, в рамках понятий «демократия», «либерализм», «права», «социализм» – реализует себя разум. Из-за этого не одобряемые нами практики – те, которые мы считаем суеверными, или приписывающие действующее начало богам и духам, – в свою очередь, выглядят анахроничными, если не реакционными. Как мы уже видели, это происходит, даже если исследующий субъект имел живой опыт приобщения к этим практикам. Разум в данном случае обретает форму обобщающего принципа, с помощью которого специалисты в социальных науках могут создать только антропологизирующие отношения, даже с теми практиками, с которыми он или она был(а) связан(а) до, во время и после процесса исследования.

Интересно, что практикующие индийские ученые и, как я полагаю, ученые других стран зачастую не ощущают никакой интеллектуальной или социальной обязанности найти единую, всеохватную рамку, которая включала бы в себя все разнообразие их собственных жизненных практик (в отличие от практик профессиональных). Иными словами, научная практика совершенно не обязательно призывает исследователя к развитию «научного самообладания» за пределами собственно академических практик. Фольклорист А. К. Рамануджан некогда написал о своем отце, астрономе, которому не составляло труда одновременно быть и астрологом: