Провинциалка

За длинным столом, покрытым вылинявшей скатертью маслянисто-зеленого цвета, воцарилось тягостное молчание. Раздались торопливые чирканья зажигалок, чей-то продолжительный кашель… Двое-трое молодых беллетристов не отрывали от меня изумленных и чуть озадаченных взглядов… И вдруг заговорил один из "живых классиков", занимавший председательское место. У него были густые черные усы, устрашающе вставшие торчком во время его строгой назидательной речи.

— Может быть, то, о чем мы услышали, и верно, вероятно, Венедиков сделал необходимую проверку и добросовестно проинформировал нас о произошедших событиях. Но я хочу задать ему вопрос: только эти ли факты заметил он в возрожденном Родопском крае, только в этих ли мелких происшествиях видит он новые ростки нашей действительности, черты нового человека? Что, в сущности, рассказал нам молодой писатель о родопском рудном бассейне? — Рассказал о силикозе и об аресте одного инженера. Я хочу уверить коллегу Венедикова, что это — временные несущественные явления. Силикоз, несомненно, будет побежден, как множество других болезней. Что же касается ареста инженера — враг многолик, неизвестно, какую маску может он надеть! И я не могу понять — как может талантливый прозаик, социалистический реалист не видеть за деревьями леса. Жаль, Венедиков, я думал, вы сделали для себя выводы из вашей последней книги, а выходит, что вы не забыли старого и не научились ничему новому.

Большинство голов вокруг меня склонились вниз, двое-трое присутствующих не скрывали снисходительных улыбок, но никто не сказал ни слова.

После собрания Миладин Кондов, взяв меня под руку, зашагал со мной рядом.

— Не обращай на старика внимания! Пиши правдиво, но хорошо — это главное! Потому что твоя повесть — хоть она и смела и я ее защищаю, по своим художественным достоинствам уступает уровню твоих лучших рассказов…

Удалось ли самому Кондову соблюсти это бесспорное правило? Трудно сказать! В те годы его имя было связано с некоторыми произведениями, чей поверхностный пафос положительно вызывал у него стыд до сих пор… Совсем непросто было писать и правдиво и хорошо — сегодня, как и в то время, это было самым трудным! А иначе мне действительно нечего было бояться ветерана с торчащими усами; наоборот, когда в витринах книжных магазинов появился мой роман "Сложная биография", он первым с нескрываемым самодовольством поздравил меня перед целой группой молодых писателей…

20

В пятницу Рашков и Докумов не приехали и не позвонили.

Слегка задетый их непунктуальностью, я решил смыться на субботу из Дома творчества.

Пообедав, я выехал на своем "вольво". Проехал почти безлюдной в этот час центральной улицей и по чуть поднимающейся вверх выездной дороге взял путь на известный горный летний курорт.

Дорога плавно вилась вверх. Вскоре по обе ее стороны выросли темно-зеленые стены сосен, то сближавшиеся впритык к шоссе, то отступавшие в разные стороны, и тогда в тот же миг становилось необыкновенно светло и просторно и перед глазами расстилалась головокружительная панорама ближних и дальних вершин, снежных шапок, крутых ущелий и синих озер.

В открытое окно влетел острый запах смолы и нагретого солнцем папоротника, уши заглохли, стало холодно и блаженно-уютно под защитой густого девственного леса, таившего меж стволов и веток сумрак своего невозмутимого векового спокойствия.

Затем появились первые туристы и отдыхающие, послышались голоса и смех, мелькнули белые корзинки под землянику и бруснику, блеснули стекла окон и красная черепица, из-за поворота выплыли гостиницы, залитые солнцем, — яркие, впечатляющие своими огромными террасами и островерхими крышами, точь-в-точь повторяющие очертания бездонных ущелий и разбегающихся ввысь массивов, к которым они прильнули — уверенно, красиво и величественно.

Я оставил машину подальше от центральной стоянки и медленно зашагал узкой аллейкой к границе курорта. Мне вспомнилось, что там, где кончалась дорожка, стояли, как бедные родственники, две первые в этом краю частные виллы-пансионаты, а за ними расстилалась одна из тех родопских котловин, которые, кажется, вобрали в себя всю теплоту и нежность этих щедрых гор.

Я лег на траву и вперил взгляд в далекую дымку на западе, где сумрак гор сливался с первыми тенями наступающего летнего вечера, придавая пейзажу какую-то особую расплывчатость и овевая все кроткой печалью…