Блондин уверенно подошел и поцеловал ее в алые полураскрытые губы, еще не знавшие мужских ласк, которые только раскрылись, расцвели, как прекрасный весенний бутон, только что минувшей весной. И все сошлось. Вмиг сошлись все звезды. Во всей Вселенной существовали только они одни. Мириады частиц звездной пыли вспыхивали у нее в голове в этот момент. По ее молодому телу расплескалась теплая струя неведомого доселе, чистого блаженства, которое пронзало девичье нетронутое сердце. Она и не предполагала, как сильно оно разобьется вдребезги о те скалы гнетущих проблем, которые свалятся в будущем на ее юную голову. Но в этот момент она была счастлива. Счастье, как она где-то вычитала, – это отсутствие внутреннего диалога. С этого момента, с жаркого июня не стало прежней девочки Берты, задорно бегающей с овчаркой по лесам. Не стало помощницы старенькой бабушки по хозяйству. Не стало прилежной ученицы в старой школе. Она умерла. И вновь возродилась в теле прекрасной юной девушки, так быстро познавшей любовь. Жизнь ее разделилась на до и после поцелуя.
– Ты поедешь со мной?
– Да, – тихо, дрожащим голосом ответила она, обнимая его.
Берта вдруг отчетливо поняла, что не увидит больше то лесное озеро, на которое добраться сегодня ей помешала судьба. Что не будет она больше открывать купальный сезон в начале мая, окунаясь в ледяную, бодрящую воду. Что не гулять ей больше по тихому березовому лесу после дождя и не вдыхать прелого теплого воздуха, смешанного с испарением молодой травы и мшистых болот. Она понимала, что не ощутит больше свежести майской грозы и не будет больше наслаждаться пронзительным разряженным озоновым воздухом. Берта понимала, что не видать ей более ее седовласой бабушки Анны Петровны. Так как приди Берта к ней с вестью о том, что уезжает с незнакомым мужчиной, то у бабули случился бы инфаркт. Берта даже не допускала мысли, что старушка отпустит ее хотя бы на танцы с малознакомым человеком, а тут в другой город, да и насовсем! Анна Петровна пророчила внучке скорую свадьбу с соседским сыном Мишкой – первым рыбаком на деревне, которому Берта, судя по всему, очень нравилась. Бабушка бы сочла неприличным отдать внучку человеку, которого та едва знала. Поэтому Берта не пошла в свой дом.
– Можно я заберу Мальву? – с надеждой спросила она.
– Кто это? – удивился блондин.
– Это моя собака, овчарка Мальва. Она мой единственный друг. Я бы хотела, чтобы она была всегда рядом со мной.
– Пошли. Заодно покажешь, где ты живешь, – усмехнулся он, взяв за руку, и повел прочь.
Они проходили под сенью лесов, словно повенчанные самой природой. На уставшую, испепеленную солнцем землю опускался мягкий вечер, давая путникам надежду на прохладу. Держась за руки, они вышли к окраине леса, и перед ними открылась панорама деревенской бытовой жизни, которая веками хранила свой самобытный уклад. Тяжелый красно-оранжевый ленивый солнечный диск неторопливо опускался за дымчатый горизонт.
– А ты знаешь, за сколько минут солнце опускается за горизонт? – воскликнула Берта.
– Что? – недоуменно спросил он. – Что за глупые вопросы?
– Ну отгадай!
– Ну за минуту, наверное, – улыбался он. Эта девушка все больше и больше интересовала его своей наивностью и детской простотой.
– Нет. Солнце касается линии горизонта и полностью скрывается за ним за три минуты и шесть секунд. Да, я сидела и считала, – звенящим голоском ответила его юная спутница и рассмеялась.
Тем временем уставший солнечный диск скрылся из вида полностью. Они и не заметили, как быстро и стремительно пролетел этот летний жаркий день, ставший для них обоих поворотным началом новой жизни.
Они приближались к покосившемуся темно-серому бревенчатому дому. Дом был на четыре семьи. Каждая часть была отделена от другой хилым деревянным серым забором. Таким же мрачным и старым, как и сама постройка. Берта украдкой поманила собаку из-за калитки. Мальва внимательно посмотрела и, виляя хвостиком, торопливо побежала к хозяйке.
– Есть! – радостно схватила Берта собаку за ошейник, обнажив свои белые ровные зубы, ласково трепля Мальву за ухом. – Теперь ты со мной, мой дорогой друг.
Сильно волнуясь, она спешно обняла ее и торопливо повела прочь от дома.
Вокруг уже начинало смеркаться. Где-то вдалеке был слышен лай собак. Кто-то стрелял по банкам из охотничьего ружья, а из соседнего двора доносилось пьяное пение гармониста Васьки, на которого вечно орала жена из-за его беспробудного запоя. Эти песнопения и ругань стали уже каждодневным ритуалом, и больше никого не удивляли.