Провинциальная история

Лицо не запоминалось, хотя он честно старался. А потом уснул. И во сне ведьма была рядом, все так же сидела, держала его за руку, говорила что-то ласковое, обещая, что теперь-то они с Никиткой никогда не расстанутся. Что будут жить теперь вдовем, в любви и согласии.

Как в сказке.

И там он, ведьму обнимая, обещал ей все, даже луну с неба. И звезд впридачу. Она же краснела и лепетала, что звезды — это, конечно, хорошо, но в хозяйстве куда удобнее новое корыто. Там, во сне, все это казалось логичным и правильным, что сама ведьма, что звезды и срочная необходимость сотворить новое корыто, но потом…

— Что тут творится? — спросило корыто хриплым басом. И Никитка очнулся. — Люди добрые! Срам-то какой…

— Батюшка! — взвизгнул кто-то, выбираясь из Никиткиных объятий. А он, дурень, вместо того, чтобы отпустить, руки сжал покрепче, не желая с ведьмою расставаться. — Батюшка, ты все не так понял!

— Я не так понял?!

— Маланька! — возопил другой голос, громче прежнего.

— Папенька! — взвыли уже слева.

Тогда-то Никитка и осознал, что лучше бы ему во сне помереть. Оно как-то… без мучений прошло бы.

— Бася!

— Батюшка!

— Что тут происходит?

Вот и Никитка не отказался бы понять. На всякий случай он все-таки открыл глаза и голову повернул, вяло удивившись, во-первых, что еще жив, а во-вторых, что сил хватает голову ворочать.

Справа от него полулежала растрепанная девица вида разнесчастного.

Слева еще одна.

И Никитка глаза прикрыл, решив, что все-таки блажится ему. Ну или, если выражаться научно, он пребывает в предсмертном бреду. Правда, он никогда-то не слышал, чтобы от бреда пахло вареньем, молоком и самую малость — салом соленым.

— Вот и нам бы хотелось узнать… — донеслось от двери. — Что тут происходит…

…Басенька и сама не поняла, как приснула. То ли привычка сказалась — в родном-то доме она имела обыкновение почивать после полудня, особенно летом, когда на улице самая жарень, — то ли притомилась она, то ли ведьма зачаровала.

Сама Басенька после уж пришла именно к такому выводу.

Ведьма.

Не своя, к которой она уже почитай и привыкшая, а та, другая, с дурным глазом и похожая сразу на сродственницу треклятую, и на троюродную папенькину тетку, которая в доме являлась редко, но коли уж приезжала погостить, то разом свои порядки наводила. И поди-ка попробуй сказать хоть словечко поперек.

В общем, она виновата.

Точно.

Баська ведь не хотела спать, так, полежать чутка, а потом взяла и… а батюшка тоже взял и заявился. И добре бы один, так ведь при ем и Маланькин тятька, который хмурится, бровями играет, и еще вот Антошка, ирод, верно, комнатушку показавший.

И ведьмы.

Баська-таки руки с себя скинула: ишь, магик, только-только на покойника похожий лежал, а нате, согрелся, отжил, потянулся к телу живому. И главное, что за самые девичьи красоты ухватить норовит.

— Это… это случайно получилось, — сказала Баська и мага пальцем в бок ткнула, чтоб подтвердил, что именно все случайно, а не по злому умыслу. Правда, что-то да подсказывало, что батюшка не поверит.

Или, если поверит, все одно…

— Случайно, — просипел маг и на всякий случай отодвинулся.

Попытался.

Только с другого боку от него Маланька лежала. То есть раньше лежала, а теперь вот сидела себе, потупившись, да косу оглаживая.

— Он замерзал, — Баська шмыгнула носом и тишком себя ущипнула, чтоб расплакаться. Батюшка-то до слез очень жалостливый. Да только не вышло. — Я… и решила, что согреть надо бы.

— Согреть, стало быть…

— Истинно так! — пискнула Маланька. — Он, почитай, не шевелился…

— Не шевелился, — подтвердил маг, руки на груди укладывая, верно, решивши, что если покойником притворится, то батюшка хмуриться перестанет.

А он уж не хмурился.

Он рукава кафтана закатал, как всегда делал, когда собирался с кем-то о жизни толковать. Ну или честным мордобитием заняться. Правда, порой начиналось с одного, а после к другому перетекало, но…

И дядько Матвей Фролович тоже за рукава потянулся.

И подумалось, что если они вдвоем станут с магом о жизни толковать, то этот самый маг точно до утра не дотянет. Тогда получается, что зазря все?

Проклятье снимали.

Грели вот…

— Батюшка! — взвыла Баська так, что Черныш, прикорнувший на подушке подле маговой головы — и как забрался-то? — подскочил. — Так… не было ничего!

— Чего не было? — батюшка нехорошо так сощурился.

— Ничего не было! Клянусь!

И Маланька закивала.

— Помилуйте, — ведьма взмахнула рукой, и широкий рукав её летника блеснул драгоценным шитьем, заставивши батюшку рот закрыть. — Очевидно, что произошло недоразумение… да, ваша дочь, конечно, поступила… несколько неосмотрительно.

Ведьма поднесла ладонь к губам и дунула, а от дуновения этого Баську окружило облако перламутровой пыли.

Красиво.

— …однако действовала она из благих побуждений.

Пыль переливалась, оседая на Баськиных волосах и коже. А Маланьке второе облако досталось.

— И могу заверить, что честь её девичья ущерба не понесла… вон, посмотрите… когда девица невинность утратила, то и пыльца цвет меняет. Раньше это средство порой использовали, желая невесту опозорить. Но ваша дочь…