Провинциальная история

«Дорогой товарищ Бонев, — начиналось письмо, — я пишу тебе, будучи в постели. В этом нет смягчающего обстоятельства, напротив. У тебя может сложиться впечатление, что этим я хочу придать факту значение большее, чем он заслуживает: обычный спор о каких-то там процентах, буря в стакане воды. Дело обстоит совсем иначе, и я постараюсь это доказать.

В течение ряда лет я сам закрывал глаза на подобную практику. Три или четыре раза, уже и не помню, мы поднимали выработку, не меняя технологии, не добавляя новых машин и не совершенствуя старые — не, не и не. Доили так называемые внутренние резервы, которые, разумеется, можно вскрывать, но не бесконечно. И вот на́ тебе, в будущем году снова предлагается усилить доение. — (Ну и стиль! — удивился Бонев.) — Но рабочий не дойная корова, хотя и корова свалится с копыт, если вовремя не отключить доильный аппарат. У нас на заводе не перевелись любители громких слов: повысим производительность, снизим себестоимость и прочее. А если взглянуть на вещи трезво, то картина откроется довольно неприглядная. Почти четырнадцать процентов брака, из них более одиннадцати — технологического. Перерасход заработной платы, премиальных, неоправданные выплаты прогрессивок и тому подобное. Дутая производительность и высокая себестоимость, рекламации, убытки, не отражаемые в отчетах, приписки — с чем мы только не миримся в погоне за высокими показателями, на что только не идем ради показухи, как нынче говорят.

Если ты возьмешь в руки первый том «Капитала» и откроешь главу первую, озаглавленную «Товар», то сразу восстановишь в памяти, что эти вопросы были решены более века назад: не существует производительности вообще, а есть реальная общественная производительность, то есть не просто продукция, имеющая стоимостное выражение, деленная на число работающих, но продукция — непременно, безусловно, обязательно — стандартная, действительно отвечающая определенным функциям, имеющая потребительную стоимость! Брак — это не продукция, это погубленные материалы и напрасно затраченный труд. И ни штемпеля, проставляемые для того, чтобы околпачивать простаков, ни уловки сортировщиков, ни разные там доводки не должны нас успокаивать. А если все же успокаивают, значит, мы сами этого хотим, значит, мы привыкли мириться с полуправдой, неправдой, а то и с заведомой ложью.

Страшная это привычка, товарищ Бонев.

Среди материалов, которые принесет Крыстев, есть детальный фотохронометраж работы основных участков и линий, всех важнейших операций. Там все убедительно — камера и хронометр. Выведено среднее фактическое и нормативное время, сделаны сопоставления. В целом по заводу второе на тридцать — тридцать пять процентов выше первого. Это много. Это превышает возможности рабочий не только средней, но и высшей квалификации, запас их психофизической энергии, их выносливость. Отсюда и брак.

Христо — извиняюсь, товарищ Караджов — все это прекрасно знает и тем не менее предлагает новый вариант плана с еще более высокими контрольными цифрами, то есть собирается повысить и без того высокие нормы, хотя подобные действия, кроме экономической и моральной, имеют и государственно-правовую сторону: мы не вправе менять нормы произвольно, без типового обоснования и заключения отраслевой экспертной комиссии. Самодеятельность тут неуместна. Я считаю, что это административный зуд и близорукость. Последствия такого шага предвидеть нетрудно. Ни одно серьезное дело не может строиться на принуждении, и только на нем. Подобная рекордомания преследует лишь сиюминутные выгоды, в ней явные признаки немощи, суетности и нетерпения, всего того, что характерно для человека, неуверенного в себе. Ведь хорошо известно, что самые нетерпеливые приходят последними».