Провинциальная история

Возвратившись под вечер с работы, Стоил Дженев, как обычно, никого дома не застал: Мария, конечно, в театре, а Евлогия? Последнее время и она стала возвращаться поздно, подолгу возилась в ванной и ложилась, не ужиная, а щель под дверью ее комнаты светилась до поздней ночи — вероятно, читала. С Константином ходит или нашла себе новую компанию, спрашивал он себя, но с дочерью не решался заговорить об этом. Тем более что он чувствовал, как крепнет ее привязанность к нему после недавнего легочного кризиса. Холодильник регулярно пополнялся продуктами, Ева покупала на рынке сливочное масло и яйца, выбирала мясо понежней, свежие фрукты и овощи и научилась стряпать. Она готовила разные вкусные вещи и старалась составить ему компанию за ужином. Шлепнет его по затылку и скажет: «Рядовой Дженев, подай-ка мне черпак! И соль, месье, ужасная вещь эта цивилизация…»

Стоил потоптался по дому, сопровождаемый воспоминаниями, и обнаружил на кухне записку дочери.

«Месье, ужинайте один, все приготовлено, надо лишь чуток подогреть, и ждите меня, пожалуйста, к чаю. Ваша покорная дочь Евлогия».

Что-то происходит с моей покорной Евой, подумал он.

Последнее время Евлогия частенько ездила в новую лабораторию, построенную на другом конце города, рядом с вычислительным центром. Ездила она туда на «трабанте», купленном у Константина — Тих им насытился очень скоро. Ева сделалась заправским водителем, за рулем чувствовала себя уверенно, проезжая по городу, рассматривала дома, махала рукой знакомым. Когда едешь в машине, в глаза бросаются некоторые явления, не столь заметные для пешехода. Например, толпами слоняющиеся по главным улицам люди. Когда народ работает, если в любое время дня город запружен молодыми мужчинами и женщинами? Не иначе уходят со своих рабочих мест. И с какой стати по улицам носятся целые стада школьников, развязных, нахальных? А эти очереди перед магазинами и на остановках автобусов — неужели это такой неразрешимый вопрос? Ведь он нас занимает столько лет, об этом столько говорилось.

Так она познакомилась с Петко.

Он стоял на одной из последних остановок, у хозяйственного магазина. Стоял особняком, в стороне от томящейся очереди, сгорбленный, задумчивый. Она проехала мимо. Спустя несколько дней она снова увидела его на том же месте, он опять маячил в сторонке, все такой же задумчивый и какой-то отрешенный. Сбавив скорость, Евлогия проехала прямо перед ним. Он опирался на палку, одна нога слегка отставлена и нетрудно заметить, что на этой ноге ортопедический башмак. Бедняжка, чистосердечно пожалела его Ева и нажала на газ. Удаляясь, она сказала себе, что при виде этого горемыки в ортопедическом башмаке по меньшей мере неприлично жаловаться на что бы то ни было. На первом же перекрестке незнакомец выветрился у нее из головы.

Но чем больше у нее было дел в лаборатории, тем чаще она заставала его на остановке, на одном и том же месте, в один и тот же час. Словно он ждал какой-то свой постоянно опаздывающий автобус.

Тот день выдался ненастным, и Евлогия на всякий случай бросила на сиденье свой плащик, поставила «дворники». И опять увидела его на остановке возле магазинчика. Он стоял с непокрытой головой, опираясь на свою палку, в ожидании мифического автобуса. Евлогия круто развернулась и подъехала.

— Пожалуйста, садитесь! — крикнула она в открытое окно.

Человек немного наклонился, и она увидела красивое лицо с родимым пятном на скуле.

— Что вы сказали? — смущенно спросил он.

— Садитесь, говорю, вам к центру?

Человек помолчал, с его мокрых волос скатывались прозрачные капли. Уже иным тоном, немного огорченно, он бросил:

— Благодарю.

Обиделся, сообразила Евлогия и почувствовала, что теперь отступать нельзя. Она улыбнулась задорно, сказала заговорщически:

— Можно, сегодня я заменю вам автобус? Прошу!

Вымученная улыбка на его лице поползла от губ к скулам и растаяла. Он наклонился еще немного ж проговорил:

— Не слишком ли тесна для меня ваша машина?

Евлогия ловким движением отодвинула сиденье назад до предела.

— Пожалуйста!

Он повиновался, осторожно занося свою непослушную ногу в тесное пространство, задев палкой пластмассовый кузов.

— Вы готовы? — живо спросила Евлогия, заглядывая в зеркальце. — Стоящие в хвосте умрут от любопытства.

«Трабант» бодро загазован и понесся обратно. Ева по-свойски протянула ему руку:

— Меня зовут Евлогия.

Он подержал ее руку и вяло отпустил.

— Керемидчиев.

«Дворники» омыли улицы, и дома, и даже хмурое небо, и видимость резко улучшилась. В полном молчании они достигли центра, мужчина сказал, что он уже приехал, и выбрался из машины, изгибаясь и привычно орудуя палкой. Еще не выпрямившись, он кротко произнес:

— Благодарю вас. В другой раз не надо меня жалеть. — И заковылял по дождю.