Провинциальная Мадонна

— Смотри-ка ты, вырвалось… Ох и характер у тебя, Наталья, вмиг можешь мать на нервы вывести…

— Да, я ж забыла тебе сказать! Мы сейчас с Мишкой в магазин заходили… А там Нинка-продавщица говорит — Серегу сегодня видела… Будто он в ларьке на автостанции сигареты брал… Чего опять приехал, а?

— Ну, не знаю, может, надобность какая привела… Но, думаю, к нам уже не сунется, понял, что бесполезно.

— И все равно… Ты смотри, завтра из дому Мишку не выпускай, даже во двор пусть гулять не ходит! А то мало ли что…

— А к Ване поиграть? — вдруг подал тихий, обиженный голосок Мишенька. — Надя обещала со мной к Ване пойти…

— Да к какому еще Ване! — сердито отмахнулась от сына Наталья. — Не выдумывай, ешь давай!

— А мы и правда хотели к Машке пойти, он так хорошо с ее братом играет…

— Ну, хотели, значит, перехотели. Не слышала, что ли? Серегу, говорю, в поселке видели!

— Ну Наташ… Ну пожалуйста… Мишка же все время дома с бабушкой, ему со сверстниками общаться надо… Мы ненадолго… На полчасика в гости…

— Нет, я сказала! Какие еще гости, хватит, нагостился уже!

— Наташ… Мам, ну скажи ей…

— Да хватит! — сердито прихлопнула по столу ладонью Наталья. — И так настроение хуже некуда, еще и ты под руку лезешь! С одного слова не понимаешь, что ли? Сказала, дома будет сидеть, значит, дома будет сидеть!

И сегодня, и завтра, пока выходные не кончатся!

Слезы отчаяния подкатили к горлу, не продохнуть. Мишенька притих, елозил испуганно ложкой в тарелке. Мама сидела, будто и не слышала нервного диалога, с удовольствием хлебала варево. Потом подняла голову, заговорила с Наташкой как ни в чем не бывало:

— Ну, раз на воскресенье все дома, я с вечера квашонку заведу, завтра с утра шаньги с картошкой сделаю да пирог с рыбой заверну. Давно мы не пекли…

Надя усмехнулась про себя в ужасе — да, вот такие пироги, значит, из их с Сережей затеи вышли. Не судьба, значит, ему сына увидеть. Да что ж это такое, ей-богу?

Подскочила с места, громыхнув табуреткой, вылетела в прихожую, начала торопливо натягивать пальто, совать ноги в сапоги. Куда-то шапка запропастилась…

— Ты куда? — удивленным хором вылетело из кухни.

— Я… Я к Машке… Мне надо учебник забрать…

Вылетела за дверь, бегом промчалась к калитке. Как противно скрипит снег под ногами. Тот самый — злой снег. Рыхлый, колючий, сверкающий ледяной искрой. Руки сразу заледенели — варежки забыла. Да бог с ними! Сережа ждет, а она не сумела, не помогла…

Дом Сашки Потапова, Сережиного приятеля, уже светил окошками, опережая ранние декабрьские сумерки. Хозяин давно жил бобылем, с тех пор, как жена подалась в город на заработки, да и пропала там на просторах торговых рядов. Говорят, другого нашла, с теплой городской квартирой. Но Сашка не особо и горевал — жил и жил сам по себе, как говорил, не хуже, чем прежде. А может, специально так говорил, чтоб не жалели. В свободное время даже картины малевать начал, доморощенные пейзажики с натюрмортами. Увлекся… Весь поселок над Сашкой насмехался, а Сережа, наоборот, с ним приятельствовал. Говорил — каждый выбирается из горя как может…

Калитка была распахнута настежь. Девушка остановилась, чтоб унять дыхание, подула на замерзшие пальцы. А идти-то боязно… Сережа ждет, а она без Мишеньки!

Хлопнула дверь, на крыльцо выскочил Сашка, деловито прошагал в ее сторону. Увидел, поднял брови вверх:

— О, Надюха, привет! А Серега там ждет, из угла в угол ходит… А ты чего одна?

— Наталья не отпустила. Даже не знаю, как Сереже сказать…

— Ну, что ж теперь. Не судьба, значит. Ты заходи, чего стоишь, вон замерзла совсем!

— А ты куда, Саш?

— Так на работу, в ночную смену…

— А… Ну, ладно.

— Заходи, заходи, не мерзни! Там в кухне чайник как раз вскипел, попей горячего.

— Спасибо…

Глянув на часы, он поднял воротник пальто, деловито зашагал в сторону фабрики. Еще немного помаявшись на крыльце, она осторожно постучала, толкнула дверь…

Сережа выскочил на ее стук — лицо взбудораженное, руки распахнутые, готовые обнять сына… И встал как вкопанный. Сразу все понял, сник, плеснул из глаз горечью недоумения.

— Наташка не отпустила… Нет, она бы отпустила, конечно, но, говорит, тебя в поселке видели… Поэтому… Ты не расстраивайся…

Он посмотрел на нее устало, даже с некоторой досадою. Махнул рукой, повернулся, ушел в комнату. Вскоре оттуда раздался его негромкий, с горестной хрипотцой, голос:

— Иди сюда, Надь… Чего там стоишь…

— Ага, сейчас…

Быстро скинула пальто, шапку, стянула сапоги, на цыпочках прошла в комнату. Никогда прежде не бывала у Сашки Потапова — ничего, уютно, хоть и живет один… Огляделась, выискивая, куда бы сесть. Вот сюда, напротив Сережи, в кресло.

— Давай выпьем, Надь.

— Ты что, я же не умею… Только шампанское в Новый год…

— Да знаю. А я выпью. Вот только не знаю, есть ли… Сейчас посмотрю…

Какой у него голос несчастный, неживой будто! Парень с трудом вытащил себя из кресла, поплелся на кухню, захлопал там дверцами шкафов. Вернулся, поставил на стол пузатую бутылку «Плиски», блюдце с нарезанным сыром, грустно усмехнулся: