Проводник по невыдуманному Зазеркалью. Мастер О́ЭМНИ: Приближение к подлинной реальности

(нечто напоминающее эпилог и являвшееся окончанием романа)

и довелось муравью заночевать в старой консервной банке: муравейник был далеко, а ночь — гораздо короче дороги к нему… вот: довелось…и нагретая за день консервная банка приняла муравья, гостеприимно приподняв шляпу…, звякнув тихонько…

«ну до чего же я маленький…» — подумал муравей, и — гулко гу-гу-кнул. «ну до чего же я крошечный…» — подумал он, и — свернулся калачиком, закрыл глаза.

муравью приснилось, что он вырос до громадных размеров: возвысился над лугами, стал равным всему высокому… а консервная банка — наоборот: умалилась, заменьшилась, обратилась маковым зёрнышком.

и взял Равный Всему Высокому маковое зёрнышко на ладонь — и согрелась ладонь… прижал, осторожно — дыханье утишив — зёрнышко к сердцу — и согрелось сердце… огляделся внимательнее — ещё, ещё ближе… — не смигивая… — ещё… ещё… — и увидел улыбку.

муравей проснулся, муравей похрустел лапками, покрутил головой, зевнул, он осмотрелся окружь себя (ничто не утаилось, ибо было светло)… осмотрелся, и сразу, сразу увидел…..

ещё раз закрыл глаза муравей, и ещё раз открыл… и снова закрыл глаза, и снова — открыл…:ничего не изменилось, по-прежнему было отчётливо видно: ОН ПРОСНУЛСЯ ДОМА.

ПРИЛОЖЕНИЕ 2 ПРИГОРШНЯ ШЕПЧУЩИХ СКАЗОК

сказки для детей, которые-дети;

для детей, которые-взрослые;

и для детей, которые-совсем-совсем старички

РАДОСТЬ

радость вышла из дверей.

вот: на пороге она обернулась, за собой поманила, есть ли кому идти?

…из-за дверных просторов выплыло облачко сигаретного дыма,

не оглядываясь, не озираясь

МЕДНАЯ ПУГОВИЦА

— я солнце! я солнце! — воскликнула медная пуговица.

и была в её голосе радость, и были в её голосе гордость и трепетание.

— ну уж, прямо-таки и солнце, — насмешливо усомнился кто-то из её знакомых. — вот уж хватила так хватила!

— ай и зачудила! ай и молодец!.. — подхватил другой знакомый. — не всякий сподобится!., вот-так-так…

раздались смешки, хохот, бульканье и клекотанье.

…и за всем этим весёлым и несомненно лакомым времяпрепровождением никто не удосужился заметить:

вот уже две минуты медная пуговица сияла в небесах и согревала своими лучами всех-всех-всех! всех, кто только в этом нуждался, кто не мог без этого обойтись

Я и Я

старый красивый человек на ладони моей, вот он: сидит, не шелохнётся… руками колени обхватил и смотрит в даль, что ему в этом? зачем ему эта даль? я стараюсь не шевелить рукой, — а вдруг спугну…?., а вдруг уроню, и он, такой маленький, упав с такой большой

высоты — разобьётся вдребезги? и рука — подрагивая,

тяжелея — начинает отекать.

…а вслед за рукой — тело: от головы — вниз, от ног — вверх; я весь отекаю тонким сверкающим ручейком, стекаю в неподвижную ладонь… вот: передо мной — даль, она желанна, как вдох и бесконечна, как выдох; дышу я далью или смотрю в неё — поди разбери!..прочно сижу, и ладонь подо мной тепла, и нет боязни упасть.

о, ни что не тревожит меня! — так надёжно, так близко мне здесь, на этой ладони

ХОЛМ

бункер, накрывшцем бункера — холм, холм дышит; холм весь зарос травами: пижма, полынь, лебеда, репейник… только на самой маковке — костровище, плешь для пламени…

я сижу возле костра, я смотрю туда, — далеко, — на дорогу, по которой в детстве ходил к горизонту: я по-прежнему иду по этой дороге, и ноги мои в царапинах и грязи, и взгляд воспалён…, и на обочинах — по-прежнему! — стоят в обильном числе машины и люди, — пожимают плечами, усмехаются, указывают на меня чисто вымытыми твёрдыми пальцами, прямыми, как язык стрелы…я так и не понял толком, что же им от меня нужно; что им?., странные такие… не обращаю внимания, иду. горизонт всё ближе.

— эй, малыш!.. — кричу я с холма.

я оборачиваюсь и машу себе — сидящему у костра — рукой.

— эй!

дальше мы идём вместе

КАПЕЛЬКА РОСЫ

жил на свете человек, который мечтал быть капелькой росы, мечтал он об этом с самого детства и, будучи малышом, часто говорил окружавшим его взрослым:

— вот подрасту, и — буду…!

— кем будешь? — спрашивали его взрослые.

— конечно же капелькой росы, кем же ещё!

и пока человек рос, его мечта становилась всё ярче, отчётливей, необходимей (как и у каждого из нас…), и, как каждый из нас, — он стеснялся её перед другими…, он боялся её перед самим собой…

но исчезали и стеснение и боязнь, когда мечта становилась желанной нестерпимо, — тогда человек запирался в ванной, садился на пол и плакал навзрыд, о, так больно ему было, так ему было хорошо, что слезы, текущие по липу, казались сладким восточным ветром, а холодный кафельный пол — колыбелью лугового цветка!..

и такое случалось с ним в жизни целых девять раз…а когда случилось в десятый — человек превратился в капельку росы, в прозрачную чистую нежную капельку росы, КОТОРАЯ НИКОГДА НЕ БЫЛА ЧЕЛОВЕКОМ

СВЕЧА

когда зажглась-запылала свечка, сразу стало очевидно (очевидно до трепета, до помутнения, до полного беспамятства…): комната темным-темна. о, стало так ясно: всё, что не было порывом свечи — было мраком, и мрак — был повсюду!..