— Тебе, курица, говорят: марш-марш-марш! — цыкнул Ванечка. — Болваны, а соображают.
Журналист же вел съемку столь невероятных событий: площадь гремела революционными здравицами и призывами. Репродуктор на столбе хрипел «Интернационал». На ветру рдел кумач. Маленький Вождик истерично закричал:
— Укажи нам путь, Великий! Укажи нам врагов наших! Дай нам силу!
— Силу-силу-силу! — застонала площадь.
И тогда Титан потребовал:
— Длань поднимите!
Его приказ был выполнен — и всевидящий, как вий, Великий Болван перстом указал на развалины, где прятались люди-пигмеи, владеющие эликсиром бессмертия.
— Дух! Даешь! — взревела площадь и колыхнулась в обвальном наступлении.
По коридору женской консультации прогулочным шагом возвращалась жена; несла перед собой вооооо от такой живот.
— Как дела, родная? — подхватился я.
— Я тебя поздравляю.
— Мальчик?
— И себя.
— Девочка?
— И девочка, и мальчик.
— Не может быть! — потерял голову. — То есть я хочу сказать… И мальчик, и девочка?..
— Ага.
— Вот это я!
— И ты тоже!
И в эту счастливую минуту зашаркала шлепанцами старушка и прокуренным баском прорычала:
— Роженица, сколько ждать-то?
— Как? — изумился я. — Уже рожать?
— Дурачок! — засмеялась жена. — Меня кладут на сохранение.
— Что?
— На всякий случай, молодой папаша, — встряла нянечка.
— Тогда хочу видеть врача! — взбрыкнул я. — Я должен знать…
— А шо тебе доктор, милай? Знай свое дело: тащи фрукту… в этом самом… неграничном количестве… Яблоки там, груши, вишню, черешню…
— Черешню? — переспросил я.
Я вываливал запасы медовой черешни в унитазный лепесток, когда пришел мой младший брат Борис, он же Бо, он же Бонапарт. Был в строгом темном костюме, при галстуке. На лице торжественно-траурное выражение, шишка на лбу припудрена, что несколько ее маскировало.
— Можешь меня поздравить, — сказал Бо.
— Поздравляю. С чем?
— Аида остается. Аида не едет в Эмираты.
— Почему? В Эмиратах хорошо. Там коммунизм.
— Какой там на хер коммунизм, — поморщился мой младший брат. — Там триппер. Этот проклятый Халим…
— Не миллионер?
— Миллионер, но с триппером.
— Вот что значит — случайные половые отношения, — нравоучительно проговорил я.
— Я уже давно прекратил всяческие сношения, — ответил Бо. — С Аидой и прочими. Я теперь большой человек.
— Но маленького роста, — посмел заметить.
— Это не имеет значения. — Выставил ногу вперед. — Над моим образом работают СМИ и прочие заинтересованные структуры.
— Заинтересованные в чем? — не понял я.
— Скоро узнаешь. — И кивнул на телевизор: — Включи и не выключай.
— То есть нас ждут перемены?
— Вот именно! — Поднял руку. — Кардинальные перемены. Все мы находимся на очень трудном этапе преобразований. Важно в этой ситуации не растеряться, не падать духом…
— Хватит! — не выдержал я. — Иди к черту. Или я высморкаюсь в твой галстук.
— Ну что за манеры? — вскричал Бо. — Ерничаешь, провоцируешь, занимаешься дуракавалянием…
— Чем?
— Дуракавалянием! — повторил. — Вон хорошую черешню выбрасываешь. Выудил из унитаза ягоду, кинул в рот, пожевал. — Отличная, а ты…
— Слушай, брат, — не выдержал я. — Моя черешня, что хочу, то и делаю!
— Мыслить надо по-государственному, Саша…
— Стоп! — заорал я не своим голосом. — Изыди, сатана! — И принялся выталкивать взашей порождение догматического времени. — Сначала изучи классиков марксизма-ленинизма, а потом учи массы.
— Я уже изучаю! — оказывал сопротивление.
— Изучи, тогда и поговорим о текущем моменте! — И выпер вон будущего временщика.
Странная, практически необъяснимая закономерность наблюдается: чем ниже росточком вождь, тем непредсказуемее и непристойнее события, сотрясающие нашу Богом проклятую, недееспособную, замордованную, великую страну.
Кто-то объяснил просто: малорослые вожди первое, что делают, подравнивают всех под себя, и поэтому летят головы с камчадальских плеч. Хотя я думаю — дело в другом: каждый гражданин республики считает за честь лишиться лишней головы ради глобальных камуфляжных идей.
Однажды, гуляя в Парке культуры и отдыха имени знаменитого пролетарского писателя, который в последний смертный час свой очень беспокоился о судьбе французских крестьян, к своим же, родным, он почему-то не выказывал никакого участия, хотя они мерли как мухи в хлебородных краях, пожирая в голодном беспамятстве собственных детей; так вот, гуляя по прекрасному парку, мы с Бо набрели на измерительные приборы, от которых я и узнал конкретный рост своего младшего брата. Его рост вполне соответствовал общероссийскому стандарту — 150 см плюс-минус два сантиметра.
По этому поводу я, помню, тогда пошутил, мол, быть тебе, брат, лидером отечества.
А теперь размышляю: почему бы и нет? У нас каждый имеет право стать тем, кем он хочет. Почему бы миропомазаннику, сыну генерала и кухарки, не стать во главе государства? Недоделанный сын уездного учителя был? Был. Сын холодного сапожника был? Был. Сын малоросского люмпен-служащего… Ну и так далее. Будет сын кухарки. Главное, чтобы звезды ему благоприятствовали. Впрочем, генеральские звезды, переходящие в маршальские, разве тому не надежная гарантия?
В х-фокусе объектива — планета Земля.