Некоторое время я спокойно брел по коридору мимо бесконечных казенных дверей. Вероятно, там, за ними, в интрижных муках рождались инфицированные идиотией новые законы. Затем беспечно свернул за угол - начинался следующий бесконечный коридор. Я занервничал, но продолжил свой крамольный путь в поисках законсервированного для священных животных родника. Двери-двери-двери; я не выдержал и кулаком треснул одну из них. И заорал от боли в кулаке: что за блядство?! Дверь была не дверь - это была мраморная стена, заклеенная нарисованным картоном. Бог мой, где я? Неужели я так быстро спятил? В расцвете творческих и прочих сил? Я врезал еще по одной такой же двери - мраморный тупик. И я побежал; бежал, панически оглядываясь назад. Почему назад? Не знаю. Я бежал-бежал-бежал-бежал, пока не заметил сияющий свет впереди. Придержал шаг, боясь этого патологоанатомического рассвета. И услышал за спиной звук обвала; оглянулся: осыпались хлористые стены; хлорированный ядовитый шар накатывал на меня. Не желая бесславно погибнуть, я снова побежал; бежал-бежал-бежал и набежал на открытый лифт. Это он светился ярким патологическим светом. Из-за зеркал? Выхода не было, я ворвался в это зазеркалье. Двери закрылись, отрезая меня от разлагающегося проказного пылевого мира. Я машинально протянул руку, чтобы нажать кнопку этажа. Однако все стены лифта были зеркальны - я ощерился от ненависти и бессилия. Лифт бесшумно всплыл вверх, потом его протянуло вбок, затем эта зеркальная клетка рухнула вниз; от отчаяния и страха я орал: "И в октябре вспыхнет великая революция, которую сочтут самой грозной из всех когда-либо существовавших! Жизнь на земле перестанет развиваться свободно и погрузится в великую мглу! А весной и после нее произойдут грандиозные перемены: падения королевств и великие землетрясения, и все это сопряжено с возникновением нового Вавилона, мерзкой проституции, отвратительной духовной опустошенностью. Страны, города, поселки, провинции, свернувшие с их прежних путей ради свободы, будут еще более сильно порабощены и затаят злость против тех, по чьей вине они потеряли свободу и веру! И тогда слева раздастся великий мятеж, который приведет к еще большему, чем прежде, сдвигу вправо!.."
Лифт остановился, я прекратил свой полоумный ор. Дверь открылась. На карачках, что весьма некрасиво, но удобно, я выбрался из зеркальной западни. Куда?
Я выбрался в огромный казенный кабинет, где под высоким потолком плавали фарфорово-фаянсовые гроздья тяжелых люстр. На длинном столе лежали членские билеты пурпурного цвета. Я прошелся вдоль стола, потом не выдержал, завопил в крайнем возмущении:
- Эй, есть кто-нибудь?! Выходи! Или порушу эту вашу гонобобельную гармонию! К е' матери!
Меня проигнорировали. Тогда я ухватил галантерейный стул и от всей души хрястнул его о стол. Дерево, ломаясь, застонало. Я размолотил стул, быстро умаявшись; плюнул, спросил саркастически:
- Ну-ну! Может, вам кое-что показать? Во всей ее первозданной красе, душеприказчики некомпетентные!..
И услышал голос; спокойный голос научно-методического деятеля:
- Мебель зачем ломать? Нехорошо.
- Ты где? - Я закружился на месте. - Покажи-ка рыль свою конспиративную!
- Ну, здесь я, здесь, - услышал голос и увидел, как из ниоткуда появляется нарумяненный современный вождик с бородавками на лбу. Лицо его было мне знакомым - он любил красоваться на голубом, тьфу, экране телевизора и нести несусветную ахинею о свободе, равенстве и социалистическом православии. Общим выражением он походил на мешковатого бригадира механизаторов, без ума вспахивающих весеннюю зябь.
- Как там зябь? - проговорился я.
- Что-о-о?
- Зябь душ народных, - нашелся я. - Где всходы, товарищ вождь?
- Какие могут быть всходы, если все время заморозки, - буркнул тот и сел за стол. - Ну-с, я вас слушаю?
- Это я вас слушаю, - разозлился. - Я вышел выпить хлорированной водицы, а угодил к вам на прием.
- Значит, именно этого ты и хотел, - сдержанно улыбнулся, раздвигая лицевые мускулы, как кукла.
- Пить я хочу. Воды можно?
- Стакан воды! - И щелкнул пальцами, точно фокусник в цирке-шапито.
Из ниоткуда возник стакан с газированной жидкостью - я цапнул его и залил волшебную влагу в горячий организм.
- Уф, спасибо! - потянулся от удовольствия. - Теперь можно и пожить.
- А как вы сейчас живете, - тотчас же оживился Вождь, - при антинародном режиме?
- Хуево, - признался я, - но с энтузиазмом.
- То есть? - нахмурил псевдоленинский лоб.
- В принципе - живу как хочу. И делаю то, что хочу. Свобода, мать ее так!
- Слышу нотки недовольства, - подобрался мой собеседник.
- Верно, - согласился я. - Что вы, что они - одним миром мазаны.
- "Они" - это кто?
- Это "вы", но называют себя демократами.
- Не сметь! - ударил ладонью по столу. - Не сметь грязными лапами трогать наше святое движение.
- Руки у меня чистые, - продемонстрировал ладони. - А если вы так радеете за народ, дайте миллион долларов на фильм. На хороший патриотический фильм. Народный фильм.
- Миллион долларов, а не мало? - перекосился от возмущения партийный деятель.