Провокатор

После чего, хромая и проклиная все на свете, вернулся домой. Жена встретила меня радостным криком из кухни:

- А я блинчики приготовила - объедение! - И поинтересовалась: - Кто выиграл?

Я ответил - ответил на арго индейского племени, поселение которого сожгли бледнолицые мерзавцы. И увидел, как от моих слов увядает на подоконнике колючий мексиканский кактус.

- Что ты сказал? - не поняла жена.

- Надо полить кактус, - сказал я.

- А что с твоим лицом? - обратила наконец внимание на мою рожу, обработанную милицейской резиной.

- Козлы позорные!!! - заорал я не своим голосом. - Суки рвотные!!! Ебекилы! Всех... - И заткнулся по той причине, что жена забила в мой рот горячий блин.

Такое положение вещей меня несколько отрезвило - как говорится, это был не мой день. С трудом проглотив блин, объяснил причину своей ярости. На что жена заметила, что мне еще повезло, а ведь могли переломать руки-ноги и выбить последние мозги. С этим трудно было не согласиться: повезло. Без рук-ног и мозгов - какое может быть творчество? И, обложив лицо льдом из холодильника, я продолжил творить гениальную, блядь, нетленку.

Я жрал черешню, когда пришли гости, среди них, галдящих нахлебников, признал лишь Аиду.

- Мы на минутку, - сообщает. - Ты видел живых миллионеров?

- Нет, - признался я.

- Он перед тобой! - хохотнула аристократка. - Подтверди-ка!

Странный смуглый субъект с природным достоинством вытянул бумажник и продемонстрировал миру пачку вечнозеленолиственных банкнот, пошуршал перед моим носом.

- Не фальшивые? - насторожился я.

- Ты что? - возмутилась Аида. - Он обещал мне тысячу баксов за один минет.

- У-у-у, империалист, - буркнул я.

- Fuckсlasgondon, - радостно заулыбался богатый человек, подтверждая нечленораздельной речью собственное имущественное состояние.

- Лопушок мой, - чмокнула Аида банковский мешок. - Он хочет пропить миллион... Для него русская водка...

- О-о-о! Вотттка Карашшшо! Feeling for one's country, - восхищенно проговорил предприниматель, нефтяной барыга.

- Что? Что? - заинтересовалась аристократическая женщина.

- Водка: чувство родины, - перевел я.

- У-у-у, морда! - повисла на империалистической шее импульсивная Аида. - Переведи, что я его хочу.

- А как же Бо? - удивился я.

- Он - за водкой, а мы с Халимушкой успеем... быстро-быстро, как кролики. Да? Скажи ему, душеньке.

Я перевел миллионеру то, о чем меня просили.

- Why? - удивился несчастный. - Who?

- Ху? - переспросила честная девушка, заталкивая брюховатого нефтяника в ванную комнату. - Вот именно: ху из ху!

- What make her tick? - хрипел миллионер, придавленный сиволапой Аидой к трубам отопления.

- Чего он хочет? - слюнявила чужие уши Аида.

- Спрашивает, что тобой движет, - объяснил я.

- Что-что! - хохотала страстная и любвеобильная. - Любовь! Сейчас он узнает русскую любовь на унитазе, ха-ха!

Последнее, что я успел заметить: у восхитительной жены моего друга Бонапарта зад был задаст, как у стандартного памятника вождю мирового пролетариата.

В центре городка у ДК "Химик" на первый взгляд проходили военные маневры. В ночь били армейские прожекторы. Площадь была запружена паникующим населением и воинскими подразделениями. Бойцы с неудовольствием натягивали на себя резиновые химзащитные костюмы и противогазы. Дымила армейская кухня. По площади фланировал бравый отставной полковник и хрипел в мегафон:

- Сограждане! Соблюдайте дисциплину. Дисциплина - мать порядка. Наша армия - наша защита. Через несколько минут на Химзавод отправляется спецкоманда, которая ликвидирует ЧП! Все слухи отставить! Слухи - на руку врагу. Тот, кто будет распространять их, будет наказан по законам военного времени...

С ревом на площадь въехал бронетранспортер. Щеголеватый майор в полевой форме окинул площадь рекогносцированным взором, затем легко прыгнул с брони:

- Черт-те что!

- Что? - подбегал отставник.

- Балаган. Доложите обстановку!

Площадь бурлила осадным положением, жгли костры, кто-то из старшего поколения воодушевленно затянул:

- Вставай, страна огромная! Вставай на смертный бой! - И вся площадь эту песню поддержала - песня сплачивала и звала на подвиг.

Когда мы с Алькой жили, то отец казался нам очень геройским человеком, способным совершить подвиг во имя всего человечества. Особенно такое чувство возникало в минуты его возвращения со стрельбища. Оно находилось у моря, и оттуда часто доносились раскаты грома, похожие на дождевые.

Приезжал отец в бронетранспортерной коробке. Пылевой лязгающий смерч наступал на сады и частные домики, на вечер и закат, на тишину и смиренность. Отцу нравилось пугать мирное население приморского поселка механизированным бронтозавром. Потом смерч удалялся - и по кирпичной дорожке вышагивал бравый офицер СА в полевой форме.

Нам с Алькой казалось, что мы защищены им, как никто в этом мире. И вечером засыпали как убитые, с неосознанной верой в прекрасный, неменяющийся мир. Но однажды уже сквозь сон я услышал отцовский зевок и косноязычный говор: