Провокатор

- ...а этот... с этого ласточкина гнезда... того, удавился... ну этот, Борис Абрамыч... Не знаю, проворовался, наверное... А-а-а. А-а-а-а-а, завтра воскресенье... хорошшшо...

Утром я проснулся и ощутил беспокойство, не понимая причины его. И уже позже, когда мир изменился, понял, что в новое утро меня забеспокоила мысль: разве человек не вечен? Неужели я больше не увижу стремительного свободного полета между ажурными столиками блистательного Бориса Абрамыча? Но почему? Почему? Почему человек не вечен?.. И только сейчас я знаю ответ: лакей не может быть вечен.

У ворот секретного Объекта тормозит лимузин, в нем двое - Ник и Николь. Недоуменно глазеют на автомобильную "галошу", насаженную на металлический кол ворот.

- Страна чудес, - наконец говорит Ник.

- У меня есть "магнум", - шепчет Николь.

Журналист выразительно косится на девушку.

- Служебный, - уточняет его спутница, не понимая причины такого красноречивого взгляда.

- Булыжник лучше.

- Что?

- Как говорят русские: кто с мечом к ним пойдет, - открывает дверцу и включает видеокамеру, - тому секир-башка.

По скоростной трассе, освещая мощными фарами путь, несся военный грузовик. В кузове, накрытом брезентовым тентом, тряслись бойцы химических войск. Некоторые, нарушая устав и безопасность, украдкой курили, стащив, разумеется, с юных лиц проклятые противогазы. В кабине с водителем-первогодком находился щеголеватый майор. Скорость убаюкивала, офицер клевал носом, как вдруг тормоза панически заскрипели и командир хлопнулся лбом о лобовое стекло:

- Ты что, болван?

- А-а-а, - ответил первогодок, тускнея лицом, как после ипритной атаки.

- Чтоб тебя... - И офицер осекся: метрах в десяти возвышался странный человек. Человек, не человек? Памятник, не памятник? Свет фар четко и рельефно вырывал из ночи грубые, но знакомые черты лица.

Однако не это было самое удивительное и страшное. Идол сделал навстречу машине вполне осознанный и твердый шаг. Он был живой, этот бетонно-шлаковый болван.

- Мать моя родина! - просипел майор и скомандовал визгливым фальцетом: - Задний ход, задний ход, задний ход!

Увы, приказ не мог быть выполнен: водитель-первогодок, покинув кабину, удирал во весь дух по удобному для такого холерического бега шоссе, удивив, между прочим, не только командира, но и своих товарищей по оружию, которые все продолжали беспечно сидеть под брезентом.

Между тем истукан неотвратимо, точно ночной кошмар, приближался к транспортному военному средству. Майор, паникуя, пытался завести мотор мотор давился кислородом.

- А-а-а! - завопил офицер, вжимая голову в плечи: на капот опускалась огромная заштукатуренная грубая рука. Если то, что обрушивалось, можно было назвать рукой. Скорее всего длань.

Она зацепила грузовик и, будто игрушку, развернула в сторону степи и над ее просторами пророкотало:

- Даешь революцию!

Грузовик покатился под откос. Наконец мотор взревел, и машина по кочкам, ухабам и рытвинам... В кузове шало прыгали бойцы. Они орали, как сумасшедшие, сорвав противогазы и отмахиваясь ими от каменного чудовища с добрым прищуром глаза. Оживший же памятник Вождю смотрел им вслед и, кажется, улыбался.

По секретной территории Объекта неприкаянно бродили двое. Они безуспешно толкались в дверь Поста, заглядывали в окна и уже было решили уйти несолоно хлебавши, когда дикий вопль остановил их:

- Стой! Стрелять буду!

Кажется, кричал человек и, кажется, из пристроечки. Переглянувшись, журналист и его спутница метнулись на крыльцо.

- Эй, откройте, пожалуйста, - миролюбиво попросил Ник. - Нас послал Загоруйко.

- Это я тебя сейчас куда пошлю! - вопил невидимый Ванечка. - Кто такие? Агенты НАТО?

- От Загоруйко мы.

- А доказательства?

- Доказательства чего?

- Того, что от него! Расписка-записка имеется? А?

- Нет, такой народ победить нельзя! - в сердцах проговорил журналист и заорал не своим голосом: - Ты, козел, или ты откроешь, или я твои мозги размажу по степи! Ты меня понял, сын козла, осла, барана и обезьяны?!

Возникла естественная пауза. Николь озадаченно взглянула на спутника. Тот развел руками: а что делать, родная? После за дверью раздался шум сдвигаемой мебелишки и обиженный голос:

- Понял-понял. А чего оскорблять-то? Сразу бы так и сказал. А то оскорблять, нехорошо. Витька Загоруйку я уважаю. А он меня!

Наконец дверь приоткрылась. Журналист направил в щель луч фонарика и увидел уксусно-кислое лицо сына вышеназванных животных, выражающее крайнюю степень обиды.

Незнакомые мне гости, кажется, танцевали под популярную музыку в ванной комнате, кажется, объяснялись в любви на унитазе, я пил, кажется, кефир на кухне, когда явился мой друг Бо. Был радостен и восторжен, волочил сумку с водкой.

- В чем дело? - решил поинтересоваться не контролируемыми мной событиями.

- Как, ты не знаешь? - воскликнул Бонапарт.

- Ничего не знаю.

- Аида беременна! Отмечаем.

- Как? Опять?!

- Не опять, а снова! - ухмыльнулся. - Молодец я, подарит мне наследника. - И, вооружившись бутылками, как гранатами, ринулся в комнату. - Аида, я уже здесь!..