Провокатор

— Лёвик, этот чертяка так просто не заявится. Он же в розыски пустился. Выведывать пришёл ко мне, вынюхивать.

— Чегой-то?

— Помощи просил, — барон хмыкнул. — Найти… Кто её на тот свет спровадил.

— С лестницы его в три шеи!

— Зачем же?

— Гнать его надо было.

— Нет. Я его, наоборот, успокоил, — барон потянулся сладко, хрустнув суставами. — Мне тоже интересно. Не понял я, не верится, что Лёвик на лягавых работать начал. Задаром он ничего не делает. Откуда интерес?

— Сам попался где-нибудь, вот и ползает у них на карачках.

— Лёвик — он башковит. Если прижмёт, батьку родного сдаст.

— Чего ж ты с ним лобызался?

— Эх! Кабы всё знать про завтрашний день…

Они оба замолчали, слышно было, как ветер баловался среди ветвей дуба. К вечеру разгуливался, скликая непогоду.

— А куды собрался тикать-то? — отчуждённо спросил карлик, видно, за живое его задели слова хозяина об отъезде.

— Не боись, вас всех здесь оставлю, — хмыкнул барон. — Отлучусь ненадолго. Проведаю родню и дам знать.

— Возьми и меня.

— А зачем ты мне? За Нинель кто присмотрит?

— Она справится.

— Тебе здесь делов полно.

— Да чистый я. Всё сделал как велено.

— Ты мешки-то забрал у Никодимыча?

— Сжёг уже.

— Не так, как прежде?

Карлик поджал губы.

— Ну, ну, не ерепенься. Знаешь, почему. Сам виноват.

— Он пацана прислал намедни.

— Это с чем? Почему не знаю?

— Да спал ты. А тот прибежал. Никодимыч просил навестить его. Есть известия кое-какие.

— Что передал?

— Пришёл чтоб вечерком. И всё.

— Никодимыч зазря не позовёт… Ты сходи.

— Знамо дело.

— Только Нинель предупреди. Скажи про Никодимыча-то.

— Это ж к ней бежать надо!

— Не убудет с тебя.

— Время потрачу.

— Ничего. Сгоняешь.

XIV

Не успел Жогин войти в кабинет, его будто ждали — телефон затрезвонил по-сумасшедшему, не иначе разыскивают. Точно, Золотнитский на проводе. «А ещё думал домой заскочить, перехватить что-нибудь вместо обеда», — мелькнула мысль.

Прокурор кричал, от слов слова не отрывая, ну, прямо, пожар да и только, заискались его, ждут в районе.

— Что случилось-то? Что за спех?

— Как? Я не сказал? Убийство раскрыли! Банду надо брать!

— Что?.. Где?.. Как?..

— Приезжай! У меня совещание сейчас будет. Всех собираю. Только это…

— Что?

— Больше никуда не звони.

— А куда?

— Ну известно куда… Аргазцеву. Я сам тогда ему. После.

— Зачем же. С вашего куска, да на свой масло перекладывать не научен.

— Ну, ну. Понятливый. Давай бегом. Машину за тобой из милиции посылаю.

— Конечно, — ещё додумывая своё, бормотал Жогин в трубку. — Только вот зачем раньше времени? Вдруг что не так…

— Как это не так? — взвился Золотнитский. — Что ты! Всё блестяще! Сизов сам мне доложил. На седьмом небе от счастья. Чуть не плачет. Начальник тоже. Я их предупредил, чтобы своё начальство тоже не булгачили. Пока всю банду не накроем. А то… Знаю я их!.. Пенки умеют снимать.

— А кто же раскрыл? Сизов?

— Какой там! Фёдорыч!

— Фёдорыч?.. Градус?

— Он. Участковый.

— Подумать только.

— Казимир Фёдорыч наш главный герой!

Жогин невольно хмыкнул, вспоминая рассказанную ему кем-то старую историю про доходного участкового. И история-то совсем не историческая, так, на злую шутку больше похожа, просто анекдот сплошной.

— Что? Не веришь? — на другом конце провода прокурор, будто читая его мысли, радостно рассмеялся. — Я и сам, признаться, сомневался поначалу.

Жогин только головой покачал. Фёдорыч, Казимир Фёдорович Гордус, которого почему-то прозвали Градусом и в райотделе и на участке, где найден был расчленённый труп, не производил впечатления и положительных эмоций не вызывал, даже наоборот. Был тот, что называется, не из солдатской породы. Стоять прямо не мог, его всё время вело в сторону на кривоватых, подгибающихся, казалось, не равных ногах. Может, поэтому и прицепился этот Градус?.. Фуражка, как ни глянь, куда-то набок свалившаяся на самое ухо; приветствует под козырёк, а рука такой оборот делает, будто самолёт на посадку заходит в туманную погоду и никак не может сесть. В каких войсках служил в войну этот капитан?.. Не милиционер, а потеха! А ведь офицер…

Один только рассказ про участкового, что услыхал Жогин, чего стоил! Заснул Гордус в парке. Потом объяснялся: весь день возился с открытием заводской танцплощадки да ещё живот мучил, старая болезнь. Танцплощадка первая, единственная на весь посёлок. Морды бьёт молодёжь на улицах друг другу. А тут культура. Своя, значит, танцевальная… А его это дело? Участкового? Боевого офицера?..

Жогин поморщился, вспоминая и рассеянно слушая Золотнитского.