Провокатор

— Помни, чтоб ни одна душа, — подносил палец к губам Лёвик и для верности подмигивал левым глазом. — Между нами…

— Могила!..

XII

Наконец-то установилось бабье лето! Ночью ещё слегка поморосил дождичек, но с рассветом уже затеплило, зазвенело всё, замелькали птицы, защебетали. Одно удовольствие!..

И вот в такое прекрасное свежее утро он битый час торчал на углу облупленного здания. Как последняя бездомная собака!.. Жогина всего коробило от злости и на себя, и на спящего сторожа, и теперь уже на весь белый свет. Вот ведь всё как может перевернуться из-за какой-то, казалось бы, мелочи! Как ни стучался, ни уговаривал он сторожа морга, тот не только дверей ему не открыл, но и скоро под его уговоры и сетования совсем ушёл к себе наверх досыпать; конечно, никак с похмелья.

Совсем расстроившись, Жогин ругал и себя, и всех, кого ни попадя. А если подумать, что принесло его сюда в такую рань? По правде говоря, возле «резалки» он оказался впервые, режима её работы не знал, а, главное, ночь почти не спал, допоздна зачитавшись материалами уголовного дела, переданного ему Кузякиным. Ворочался потом с боку на бок, совсем замучив жену тяжёлыми вздохами так, что через час-другой сбежала она к сынишке в другую комнату. В обрывках сна мерещились ему куски расчленённого туловища, чёрная голова с обожжёнными женскими волосами таращилась бездонными глазницами, рак красный, точь-в-точь с рекламы над пивнушкой, ковырялся над ней под водой, подымая грязную муть со дна… Видно, глубоко он проникся поручением Аргазцева, прочувствовал, что называется, до нутра ответственность!.. Вот и припёрся в «резалку» ни свет ни заря.

Жогин присел на скамеечку возле низкого забора, достал пачку «Беломорканала», закурил. Как он не подумал, что здесь учреждение казённое, а не круглосуточный райотдел милиции? Сторожу плевать на всех, пока рабочий день не начался… Да и что толку, если он его и пустил бы, в морге нет никого… Не заладился день с утра. Это плохо. В приметы фронтовик Жогин не верил никогда, но тревога нет-нет да и закрадывалась, щемила душу; догадывался — сначала пойдёт сикось-накось, так потом всё время в кювет тащить и будет. А ведь так и пошло у него в этот день!..

Когда он поднялся на второй этаж и уселся у двери приёмной дожидаться заведующего, секретарша, молоденькая, симпатичная татарочка, улыбнувшись, шепнула ему доверительно:

— Не будет сегодня Владимира Константиновича.

— Как? — слегка вздрогнул он, будто предчувствовал.

— Уехал по районам. С проверками. Теперь только к понедельнику вернётся.

— А начальник отделения? — с лёгким холодком в душе спросил он, ещё на что-то надеясь.

— С ним. Он Александра Ивановича всегда с собой берёт. За компанию.

— Мне бы?.. — начал он осипшим голосом. — Может, и без них обойдусь?..

— Вы за актом вскрытия? — опередила она его.

— Да, — кивнул он. — Расчленённый труп.

— Так бы и сказали.

У Жогина вроде отлегло на душе.

— Зинаида Савельевна всю неделю на больничном, — улыбнулась девчушка ему и сверкнула глазами. — Акт не готов. Велели передать, кто придёт.

Жогин сник. Кузякин говорил ему о проблемах с заключением экспертизы, но обнадёжил, что обещали на этой неделе завершить, однако оказалось совсем не так.

— А мне бы вещественные доказательства забрать, — посидев и подумав, поднял глаза Жогин на секретаршу.

— Можете звать меня просто Света, — улыбнулась она.

— Вещдоки бы мне, Светланочка, — взмолился он.

— А какие там вещдоки? — недоумевая, покривила она губы. — Всё в спиртовых сосудах да в морозилках.

— Я о мешках, — заёрзал на стуле Жогин. — Части тела в двух мешках были.

— Это надо спросить у Зинаиды Савельевны.

— Как же быть?

— Я позвоню.

— Очень вас попросил бы, — Жогин поднялся со стула. — Я покурю пока внизу.

С пачкой «Беломора» в руках, совсем убитый известием, спустился он по ступенькам вниз, морщась недовольно, бурча про себя невразумительное. А как же?.. Только дело принял — и начались приключения… Этого нет, тот уехал, похоже, как и Кузякину, не добиться ему актов экспертизы!

Не лежала у него душа к этому делу сразу, как Терноскутова завела разговор о передаче. Та, женщина мудрая, потянула его к Аргазцеву на беседу, чтобы не отпирался. Ну а у Аргазцева некуда деваться.

Кузякин, когда в сейф за делом полез, аж расцвёл весь, видно было по его физиономии — только бы с себя спихнуть верный висяк.

— Раскроешь дело-то, ещё награду получишь, а то я видел у тебя на грудях, — Кузякин усмехнулся, — боевые брякали, на праздник перед девками покрасоваться цепляешь?

— А тебя завидки взяли?

— И мы не лыком шиты, но не бряцаем медальками. Али девок таким макаром берёшь?

— Что это тебя заклинило?

— Теперь, как это убийство раскроешь, враз гражданскую медальку дадут, — не унимался Кузякин. — Красавчик ты наш.

— Получишь тут, — не скрыл он досады, — дело глухое, сам-то рад, поди, что спихнул.

— Да я тебе завидую, дурачок. Что в нём глухого? По таким делам главное что? — Кузякин уставился на него, поедая глазами. — Читаешь литературку? Повышаешь уровень образования?

— Хватит дурака валять.

— А то я одолжу.

— Обойдусь.