Провокатор

— Аглая Родионовна, побойтесь Бога! — взмолился Золотнитский. — Александр Павлович? Ну, право…

— Прекратим дебаты, — поморщился Аргазцев. — Иван Владимирович, так что же? Выходит, нам и заключения ещё не дали медики?

— Сказали на словах, — вздрогнул криминалист. — Версии строить можно.

— Интересно?

— Убийца — точно изощрённый тип, — Кузякин начал нервно ломать пальцы до хруста. — Расчленив тело, пытался сжечь его по частям. Подгорелости обнаружены на конечностях, а одну руку почти совсем спалил. И волосы на голове огнём почти уничтожены.

— Страдала грешница, — закачала головой Терноскутова.

— Огни и воды прошла, — медленно проговорил Аргазцев.

— А на медных трубах пострадала, — продолжил Золотнитский и тяжко вздохнул.

— Что? — оживился Кузякин. — Впрочем, это может быть причиной. Позавидовал кто?.. Женщины, у них не сразу поймёшь…

— Оперативникам и карты в руки. Проверили частные дома с печным отоплением? — дёрнула за рукав прокурора района Терноскутова.

— Ведётся работа, Аглая Родионовна. Я же говорю, — закивал головой тот. — Они мне каждое утро докладывают результаты. Мы этот участок у берега весь на квадраты разбили и прочёсываем.

— Это хорошо, что по плану работаете, — согласился Аргазцев. — Впредь докладывайте лично мне. Ежедневно.

— Я понял.

— Но прежде, вот, Александру Григорьевичу, — Аргазцев кивнул на Жогина. — Он парадом командовать будет. Кстати, из ваших мест. Трусовский.

X

Что-то невразумительное шевельнулось в тёмном углу. Это невразумительное заурчало, закопошилось и попыталось выбраться из кучи тряпья. Нескоро преуспев в своих усилиях, оно чихнуло, появившись на тусклый свет, и оказалось безобразным живым существом с огромной лохматой головой, непропорционально крошечным тельцем с кривыми ножками и длиннющими волосатыми руками. Как есть человек-паук, и глаза сверкали, словно подстерегали мух. Мух вокруг как раз было предостаточно, казалось, секунда-другая — и он начнёт их судорожно хватать и запихивать в губастый слюнявый рот.

Однако лилипут-уродец чихнул второй раз, выругался невнятно и, почёсывая небритую щёку взрослого мужика, уставился на единственное зарешечённое окошко в убогом своём жилище-норе. Его явно что-то беспокоило. Он сел на пол, раздумывая и прислушиваясь к едва различимым звукам, периодически повторяющимся и доносившимся снаружи. Скорее всего, его звали. Он напрягся, навострив, как собака, длинные уши — действительно, это были сигналы, пробудившие его.

Уродец вскочил на тонкие ножки, поковырялся в носу, чихнул в третий раз, окончательно просыпаясь, и по скрипучей настенной лестнице подобрался к потолку, там он пошарил лапой и отворил наверх дверцу. Свет ворвался в его нору, а с ним и всхлипывания, стоны и сдавленные возгласы. Его звали!

Он нырнул вверх на волю в дыру, его подстегнул злой мужской окрик:

— Где ты, Фриц! Уймёшь ты её или нет?

Имя или кличка принадлежала этому существу, потому как лилипут, выскочив в дверцу, засеменил, заковылял по комнате, в которой очутился, и застыл перед едва приоткрытой обитой дерматином дверью, осторожно просунул внутрь голову, не осмеливаясь войти. Стоны усилились. Лилипут протиснулся в дверь.

Того, кто его звал, уже не было. На широкой богатой кровати в кружевных простынях металась голая красавица.

— Зверёныш, — поманила она лилипута, — принеси вина.

— Может, чая, Нинель?

— Вина, паразит! Мне тебе повторять?

— Снова на весь день…

— Молчи, урод! Исполняй, что велено!

Коротышка исчез, но скоро появился с подносом в руках, на котором красовались чашка с холодным чаем, бутылка вина с бокалом и фрукты. Женщина в прозрачных накидках, не стесняясь, уже гарцевала на стульчике перед большим трюмо.

— Где Григорий? — уколола она взглядом лилипута, приняв с подноса бокал и залпом его опрокинув.

Служка засуетился, поставил поднос на стол, схватился за бутылку наливать ей вина.

— Где барон?

— Откуда мне знать, — не рассчитав, пролил вино на пол тот. — Я только голос его и слышал. Вы тут любезничали.

— Дерзить мне будешь!

— Но, Нинель… — взмолился лилипут.

— Молчи, гадёныш! — разрыдалась она. — Вы все меня ненавидите!

— Нинель…

— И не смей меня так называть! Я уже предупреждала! — женщина наотмашь метнула пустой бокал в служку.

Бокал угодил ему в зубы, упал на пол, разлетелся на мелкие осколки. Женщина, выхватив бутылку из рук лилипута, запрокинула над головой, сделала несколько жадных глотков и упала в кровать, завизжала, закаталась по простыням, как раненая львица. Копна золотых волос с её головы металась вслед за ней, не укрывая наготы.

— Он меня бросил! — кричала она. — Из-за той гадюки! Гришенька мой! Никому я не нужна!

Далее следовали причитания вперемежку с проклятьями и угрозами. Лилипут, видимо, привыкший к подобным сценам, отёр окровавленное лицо, убрал осколки с пола, осторожно вышел за дверь и присел на корточки тут же в ожидании, как побитая, но верная собака у ног хозяина. Ждать ему не пришлось.

— Зверёныш! — позвала она. — Ещё вина!

— Нинель… — лилипут нерешительно приблизился, дотронулся до края кровати. — Не пей больше. Тебе вредно.