Мы все только теперь обратили внимание, как от парадного подъезда прокуратуры области вырулила «неотложка» с красными крестами на боках и с диким воем понеслась мимо нас. Следом рванула знакомая «Волга», в открытом окне которой мелькнула грозная физиономия прокурора Мигульского. Он так на нас глянул, что мы, без того встревоженные, совсем не на шутку затрепетали.
— Это что за концерт? — пошутил кто-то из наших.
Мы с Яшкой молча переглянулись, у обоих мелькнула одна и та же догадка.
— Кирьяна Спиридоновича увезли! — охнул Яшка. — Разделали его на ковре! И нас погонят!
— Выжил бы, — полез я за сигаретами.
— Дай и мне, — попросил некурящий Яшка и застыл, вытаращив глаза.
Я обернулся. Из дверей прокуратуры вывалился живой и невредимый Егоров. И дверью хлопнул так, что мы больше не сомневались в его полном здравии.
— Давай за бочку! — потащил меня за рукав Яшка, но было поздно.
— Эй, хлопчики! — окликнул нас Егоров и, выхватив у Рубвальтера недопитую кружку пива, выглотал содержимое одним разом без передыха.
— Кирьян Спиридонович! — сомлел совсем Яшка. — А кого же там?.. Кого же?..
— Чего? — оборвал его Егоров и схватил новую кружку из рук продавщицы, взиравшей на него с нескрываемым любопытством и сочувствием.
— Кого увезли-то? — спросил я за товарища, так как Яшку заклинило, и он закашлялся. — «Скорая» умчалась только что. А за ней Иван Алексеевич весь не в себе.
— А-а-а, — протянул Егоров, уставившись на нас стеклянными глазами. — Строгача мне влепили. Заявление велели писать.
— А увезли кого?
— Увезли-то? Деда увезли. Кого же ещё? Дак из-за него всё и вышло…
Дня три мы с Яшкой болтались без дела, как дерьмо в проруби. Баба Нюша, жалеючи, в подвал меня не гнала, в пустом кабинете Егорова мы переписывали начисто свои тетрадки по стажировке, с тоской считая мух на потолке. Егоров сдал дела новому следователю Титову и пропал, его отпустили без отработки, прошёл слух, что Мигульский после случившегося видеть его не желал. Тощий и длинный Титов нас к себе не подпускал, шептались, что его перевели к нам на время и скоро заберут в КГБ на повышение. Про Деда рассказывали совсем страшное, а больше помалкивали, боясь напророчить бóльшую беду. Но лежал он дома, и из наших его навещала только баба Нюша, приносившая короткие новости. Вроде бывали у него приятели из аппарата, а однажды навестил и сам Колосухин, заместитель прокурора области. «Ну если сам шеф по следствию пожаловал, то дела у Деда совсем плохие, — скисли все в «районке», — начальство так просто к больным не хаживает…» Яшка же разведал другое: оказывается, Данилов долгое время работал в прокуратуре области и не кем-нибудь, а следователем по особо важным делам, было это ещё при Аргазцеве, которого сменил Игорушкин, но потом что-то не заладилось, Данилов якобы проштрафился, и новый прокурор отправил его в район.
— Важняк наш Дед! — ахал Яшка, и рот его не закрывался от удивления. — Я читал, что такие только у Генерального прокурора в подчинении имеются. Что-то вроде Льва Шейнина, помнишь «Записки следователя»?
— Ну чего ты заладил? — мрачнел я, глядя на ликующего друга, душу мою скребли кошки.
— А мы с тобой его…
— Его сразу видать было! — наскочил я на приятеля. — Особый человек! Не то, что твой Кирьян Спиридонович.
— Да ты же сам его тараканом усатым называл!
Мы, может быть, и подрались бы тут же в кабинете, не растащи нас баба Нюша.
— Стоп, боксёры! — оттолкнула она от меня Рубвальтера (и откуда у неё сил хватило, боевая старушка!). — Собирайтесь-ка лучше к Ивану Степановичу. Раз вы уже запрыгали, как петушки, и перестали кукситься, пора на воздух. Мигульский про вас забыл, нечего вам дурака валять. А то ещё чего-нибудь отчебучите.
Мы повесили головы. Идти к Деду не хотелось, стыдно было в глаза глядеть, но завканцелярией лихо выставила нас за дверь, сунув мне в руки горячий ещё свёрток.
— Он пирожки любит. Там с картошкой.
Мы постояли, помялись на крылечке, ещё дуясь друг на друга, но солнышко припекало; прямо перед нами, подпрыгивая от счастья, промчался по рельсам весёлый трамвай; девчонки со всех сторон косились со значением — над нами краснела серьёзная вывеска с золочёными буквами пугающего учреждения… И мы двинулись в путь.
— За что его убрали-то? — дёргался то и дело Яшка, пока мы вышагивали по улочкам. — Важняка да из аппарата?
— Ты меня, Яшка, не допекай, — предупредил я приятеля. — Выбрось из головы свои дурацкие вопросы! А то схлопочешь.
— За так просто, за пустяк не погонят, — не унимался тот.
— Мало для следователя причин? Сроки следствия, например, нарушил.
— Для важняка это пустяки. Тут грандиозное что-то должно быть.
— Опять нарываешься? — рявкнул я. — Тебе больше всех надо? Ищейка выискалась! Мало тебе, что Кирьян твой холмсами штопаными нас обзывал? Придём, вот и спросишь.
— Сам спрашивай. Ты ж у него стажируешься.
— Отстажировался, — хмыкнул я горько. — Да и не было ничего толком. В подвале торчал. Дело он поручил какое-то отыскать. Да теперь уж всё ни к чему.
— Он чего же? Совсем тебя не допускал?