— Может и наладится. Дай та Бог. — отметил рабочий и дернулся было перекрестится на красный уголок, да икон там не обнаружил. Оттого руку и опустил. Верно старая крестьянская привычка аукалась.
— Вы меня узнали?
— Так как же вас не узнать Михаил Васильевич?
— Я о другом. Помните, мы с вами в кабаке письмо сочиняли?
— Как не помнить, — засмущался Семен Иванов. — Вы тогда еще в … как его?
— Гриме?
— Да, в гриме были и вызвались сами себе писать послание от всех рабочих. Я, когда узнал, чуть со стыда не сгорел.
— Отчего же? Мы разве что-то дурное делали?
— Так… — не нашелся что ответить рабочий.
— С жильем же все решилось положительно?
— Еще как! Я о лучшем и мечтать не мог.
— Вот — а вы боялись. — добродушно улыбнулся Фрунзе. — Чтоб вы знали, я такие вылазки постоянно делаю. С простыми людьми общаюсь. О невзгодах их узнаю.
— А как же ваши… ну эти… как их? Они что же не говорят вам? Отчего сами то ноги топчете?
— Говорят. Но есть простое и очень действенное правило. Доверяй, но проверяй. Во всем. Всех. Вот я и проверяю. Вдруг падла какая завелась? Вдруг глаз замылился? Вдруг еще какая беда случилась? Я ведь в кабак не просто так зашел. Тоже поговорить с простыми людьми хотел. Послушать, что они говорят и какими бедами живут.
— А я говорил! — расплылся в улыбке рабочий. — А мне не верили. Говорили, что я все выдумываю.
— А и пусть болтают. Что нам с того? Собаки лают караван идет. В конце концов не на Фомах неверующих стоит этот мир.
— Тоже верно.
— Как на работе? Не притесняют? Директор то по шапке тогда знатно получил, что не уследил по жилью. Иной бы выждал, когда о вас наверху забудут, да тихо отомстил.
— Да вроде нет. Тихо живу. Тихо работаю. Как все. Никто не трогает. Словно и нет меня. Даже странно как-то.
— Ну и хорошо. Это неплохой вариант. Могло быть и хуже. Ты, кстати, учился не пошел?
— Так… — растерялся Семен, не зная, что ответить.
— Ты разве не понял, отчего тебя не трогают?
— Нет.
— Думают, что я держу это дело на карандаше. Опасаются. Так что — самое время учится. И пытаться, пользуясь такими мыслями, развиваться. По карьере идти. Али не хочешь стать мастером или бригадиром?
— Как же не хочу? Только совсем дурень того не желает.
— Вот и иди учись. По профилю. По вечерам. Всяко лучше, чем киснуть, как ты говоришь.
— Я… даже не знаю…
— Так понятное дело — не знаешь. А как выучишься — знаний поприбавится. — перебил его Фрунзе. — Впрочем, дело твое. Я ведь к тебе не за этим заехал. Поговорить хотел. Послушать что рабочие болтают. Так сказать, без лишнего смущения. А то ведь там, в кабаке многие выглядели зажато и скованно. Стеснялись. Бравировали друг перед другом. А мне ведь иное требуется.
— Да я не так уж и много знаю.
— В курилке — вся светская жизнь завода. Али ты того не ведал? Или не ходишь туда?
— Ну…
И Семен Иванов начал потихоньку повествовать. Сбивчиво. Неловко. Прыгая с темы на тему. И больше говоря не о глобальных вещах, а о мелочах. Обычных жизненных трудностях.
Кто с чем сталкивается.
Кто как это решает.
И так далее.
А Михаил Васильевич сидел и на ус мотал. Иногда делая пометки у себя в блокнотике. Так как именно это ему и требовалось.
Он очень хорошо знал, что в конце 1950-х годов, когда Хрущев затеял реформу Совнархозов, вскрылась одна грустная вещь. Оказалось, что Госплан планировал к строительству что-то свое и строго под нужды верховного правительства. С интересами же народа это «что-то» соотносилось очень относительно. На местах же, получив власть самостоятельно решать, что, где и когда строить, бросились возводить жилые дома, магазины и прочие объекты бытовой инфраструктуры. Наплевав на всякие указивки сверху. Благо, что теперь было можно.
Понятно, что кроме вполне объективного социального заказа было и стремление к укреплению национальных элит на местах. Но это совсем не исключало того факта, что Госплан играл в слепого и глухого акына. И планировал сферического коня в вакууме ради достижения им светлого будущего. Желательно завтра. А народ? Какой народ?
Фрунзе только диву давался степени невменяемости и низкой проработанности планов, которые ему как генсеку регулярно подавали на рассмотрение. Ведь Госплан в этом варианте истории никуда не делся. У него правда функции несколько изменились. И вместо создания детального плана, он прорабатывал стратегию развития. Рекомендательного характера. Однако он был.
И кроме такой стратегии занимался разработкой инвестиционных программ. Например, по освоению какого-то месторождения. Сколько-чего надо. По производству — да — все относительно нормально. А вот по быту работников — беда. Словно и нет там этих людей. Словно вместо людей там юниты какие-то из какой-то компьютерной стратегии. Которые нуждаются в минимальном… всем минимальном. Иной раз казалось, что не под людей планировали, а под осликов или коров.
Он их за это жестко Госплан критиковал.
Тот потихоньку развивался.
Учился.
Рос над собой.