Читаем Проза Чехова: проблемы интерпретации полностью

За последние годы немало сделано для преодоления предрассудков, долго господствовавших в науке о Чехове и дающих знать о себе и по сей день. Работы А.П. Скафтымова, Г.А. Бялого, 3.С. Паперного, Н.Я. Берковского, Г.П. Бердникова, И.А. Гурвича и других стали следующей ступенью в изучении Чехова (хотя хронологически они появлялись почти одновременно с работами предшествовавшего этапа). В них предлагаются более специфические и конкретные формулы социального аспекта чеховского творчества, устанавливаются черты сходства и отличия между Чеховым и его предшественниками, идейные и творческие искания писателя рассматриваются в их эволюции.

В 70-е годы при исследовании творчества Чехова все чаще ставится проблема единства художественного мира писателя. Авторы многих работ стремятся осознать чеховское творчество как целостный художественный мир, обладающий такими особенностями, которые объединяют

6

раннее и зрелое творчество писателя, его прозу и драматургию, обеспечивают ему неповторимое место в ряду современников и преемников. В работах А. П. Чудакова решается проблема целостного анализа чеховского творчества; единству художественного мира Чехова посвящены работы Э.А. Полоцкой, М. П. Громова, В. Н Турбина, И. П. Видуэцкой, В. Я. Линкова, Л. Д. Усманова, Л. М. Цилевича, Е. П. Червинскене и других; сходные тенденции можно наблюдать и в мировой чеховиане.

Важно это растущее понимание того, что особенности содержания, стиля, поэтики Чехова базируются на определенной концепции, которая заслуживает особого внимания. Становится все более очевидным, что именно на этом пути определения главной сферы чеховских творческих интересов, осмысления того неповторимого, что Чехов внес в литературное искусство, исследователей и ждут основные открытия.

Но вполне проявились и характерные недостатки, связанные с новыми тенденциями.

Попытки определить чеховскую доминанту предпринимались и прежде, но особый интерес к такого рода исследованиям, обозначившийся в последние годы, вызван знаменитыми книгами М. М. Бахтина о Достоевском и Рабле. Стремление найти

применительно к Чехову формулу не менее емкую, чем «полифоничность» или «карнавализация», становится порой самоцелью, оно таит опасность нивелировки самих различных произведений, когда исследователю важно указать на то, что их объединяет, своеобразие же каждого отдельно взятого произведения представляется чем-то второстепенным4.

Каждая из попыток выделить центральное, главное в чеховском творчестве просвечивает его под определенным углом зрения и полезна уже тем, что позволяет

7

понять пределы ее применимости. Но если взять на выбор некоторые предлагавшиеся в работах советских и зарубежных литературоведов доминанты чеховского творчества, то бросается в глаза пестрота, разнородность самих оснований, по которым такие доминанты выделяются.

Центром чеховского творчества называют либо какую-нибудь тему («нравственного пробуждения», «культуры», «всеобщего обособления» или, по контрасту с этим, «религиозную тему», или «тему взаимоотношения полов»), либо какую-нибудь черту духовного склада писателя («зоркость», «интерес к разнообразным проявлениям жизни»), либо господствующий пафос («протест против пошлости, обывательщины, духовного мещанства»), либо особенности его поэтики («случайностность», «сжатость»).

Очень часто при этом независимо от деклараций исследователя проявляется избирательный подход к творчеству Чехова: анализируются произведения или фрагменты произведений, которые могли бы подтвердить избранную концепцию, другие же, противоречащие ей, оставляются в стороне, объявляются нехарактерными для писателя. Нередко организующий принцип чеховского художественного мира определяется как «ведущая линия», прослеживаемая «по вертикали» (на разных уровнях «пирамиды» чеховского мира) или «по горизонтали» (в разных произведениях). Но модель художественного мира может быть выстроена не по одной линии, хотя бы и пронизывающей разные уровни и произведения, а лишь в системе координат. Такая

исследовательская модель чеховского мира может стать многомерной, если каждое произведение будет понято как результат взаимодействия не одной, а нескольких доминант, а весь художественный мир - как система, развивающаяся во времени.

Определения чеховских доминант, выводимые из какой-либо «специальной» темы, проблемы, ситуации или только из способа подачи жизненного материала, либо

8

сужают, мельчат новое слово, сказанное Чеховым, либо сосредоточиваются на следствиях вместо причин. Главным предметом анализа должно стать чеховское «представление мира» (М. Горький), его угол зрения на действительность, предопределивший единую трактовку целого ряда разнообразных тем, мотивов, ситуаций и ставший «формообразующей идеей» писателя. Чехов должен быть понят как представитель особого типа художественного мышления и творчества. Необходимо осознать содержательный смысл и объективную социальную значимость самих форм художественного мышления Чехова.

Перейти на страницу:

Похожие книги

По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир»
По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир»

Книга Н. Долининой «По страницам "Войны и мира"» продолжает ряд работ того же автора «Прочитаем "Онегина" вместе», «Печорин и наше время», «Предисловие к Достоевскому», написанных в манере размышления вместе с читателем. Эпопея Толстого и сегодня для нас книга не только об исторических событиях прошлого. Роман великого писателя остро современен, с его страниц встают проблемы мужества, честности, патриотизма, любви, верности – вопросы, которые каждый решает для себя точно так же, как и двести лет назад. Об этих нравственных проблемах, о том, как мы разрешаем их сегодня, идёт речь в книге «По страницам "Войны и мира"».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Наталья Григорьевна Долинина

Литературоведение / Учебная и научная литература / Образование и наука
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука