Проза Чехова: проблемы интерпретации

«Рассказ открытия» состоит из определенного набора структурных элементов и строится по определенным правилам. Его герой, обыкновенный человек, погруженный в будничную жизнь, однажды получает какой-то толчок-это обычно какой-нибудь пустячный случай, «житейская мелочь». Затем происходит главное событие рассказа - открытие. В результате опровергается прежнее - наивное, или прекраснодушное, или шаблонное, или привычное, или беспечное, или устоявшееся - представление о жизни. Жизнь предстает в новом свете, открывается ее «естественный» порядок: запутанный, сложный, враждебный. Развязка также однотипна во всех случаях: герой впервые задумывается.

Открытия, которые совершают герои этой группы рассказов, неодинаковы, как различны и сами герои.

Вчерашний студент, а ныне кандидат прав Перепелкин («Без места», 1885), конечно, и читал и слыхал, что существует взяточничество. Но вот что открылось ему после первых попыток устроиться на службу: «Ты предупреждал меня, - пишет он дяде, - что даром мне не дадут места, что я должен буду заплатить, но ты ни слова не сказал мне о том, что эти пакостные продажа и купля производятся так громко, публично, беззастенчиво. при дамах! И совестно. до боли совестно!» (4, 218, 221).

12

Тема «Тапера» продолжается в рассказе «Переполох» (1886): девушка-гувернантка тоже впервые столкнулась с грубой правдой жизни. И здесь опровергается прежнее представление о жизни. Наивная уверенность Машеньки Павлецкой в том, что всегда можно отстоять свое достоинство и доказать свою порядочность, как и наивная институтская привычка уносить сладости от обеда и собирать гривенники и старые марки, - все это разбивается вдребезги. Истинная, враждебная сущность жизни видится теперь Машеньке в образе «надменной, тупой, счастливой женщины», ее хозяйки, учинившей обыск в ее вещах. Открывшаяся героине угроза ежеминутного насилия над личностью не просто порождает обиду, чувство оскорбленного достоинства, а поселяет в человеке постоянный безотчетный страх. Впоследствии такое же открытие сделает и сойдет от него с ума герой «Палаты № 6» Иван Дмитрич Громов.

У героя рассказа «Кошмар» (1886) вдруг открываются глаза на положение сельских священников, врачей, учителей - и это наполняет его «чувством гнетущего стыда перед самим собой и перед невидимой правдой» (5, 73).

Менее серьезным (но для героя оно необычайно важно!) выглядит открытие, которое делает герой рассказа «Следователь» (1887). После случайного дорожного разговора для него вдруг становится ясным, какой дорогой ценой заплатил он за легкомысленную измену жене. «Новая мысль, сообщенная ему доктором, казалось, ошеломила его, отравила... » - так кончается рассказ, и это тот же, новый для Чехова тип развязки.

Уже никогда не вернется к прежней вере в брата Вера Семеновна из рассказа «Сестра» (1886). Однажды она поняла, что брат, перед которым она благоговела, - узкий, ограниченный человек, и сначала задумалась, начала «думать по-новому, по-своему», а затем навсегда ушла из дома. Впоследствии так же прозреет дядя Ваня,

13

излечившись от преклонения перед своим недавним кумиром, «сухарем, ученой воблой» Серебряковым.

Рассказ о восьмилетнем мальчике Алеше, обманутом взрослыми («Житейская мелочь», 1886), заканчивается так: «Он дрожал, заикался, плакал; это он первый раз в жизни лицом к лицу так грубо столкнулся с ложью; ранее же он не знал, что на этом свете, кроме сладких груш, пирожков и дорогих часов, существует еще и многое другое, чему нет названия на детском языке» (5, 322).

И вновь, казалось бы, анекдотическое происшествие: в рассказе «Знакомый мужчина» (1886) говорится о том, как «прелестнейшая Ванда», а по паспорту Настасья Канавкина, растерялась в кабинете зубного врача, и у нее вместо больного вырвали здоровый зуб. Но и здесь анекдот становится средством, поводом для развертывания того же сюжета: «сверчок» однажды осознает «свой шесток», обычному восприятию жизни противопоставляется новое, внезапно открывшееся: «Шла она по улице, плевала кровью, и каждый красный плевок говорил ей об ее жизни, нехорошей, тяжелой жизни, о тех оскорблениях, какие она переносила и еще будет переносить завтра, через неделю, через год - всю жизнь, до самой смерти.» (5, 119).

Интересно, что в конце эта естественная для «рассказа открытия» развязка как будто снята другой, счастливой: «Впрочем, на другой день она уже была в «Ренессансе» и танцевала там. И ужином угощал ее молодой купец, приезжий из Казани». Это - как бы игра мастера формой, уже найденной и освоенной им, и вторая, «счастливая» развязка не разрушает композицию «рассказа открытия», а укрепляет ее: ведь открытия, которые совершают герои этих рассказов, в том и состоят, что жизнь прячет свою истинную, сложную и страшную сущность под обманчивой, часто веселой поверхностью.

14