В «Исповеди мужа» мотив отцовства разрабатывается совершенно нетрадиционным для русской литературы образом. Лиза (совпадение имен закономерно) становится женой главного героя из прагматических соображений по совместному решению героя и ее умирающей матери. Брак изначально фиктивен, герой-муж добровольно выбирает роль отца. Героиня ставится им в положение «женщины недозволенной». При этом герой оставляет за собой право «на отдачу ее» настоящему герою-любовнику. После заключения брака оба супруга ведут прежний образ жизни. При всей, казалось бы, идилличности ситуации текст намеренно насыщается приметами и символикой смерти. Лиза знакомится с молодым греком, который и становится подлинным героем ее любовного романа. Герой-муж убеждает ее забыть о нем как о муже и видеть в нем брата, отца, воспитателя и проч. В таком развитии традиционного сюжета Г. Мондри усматривает соотнесенность с социальными отношениями в примитивном обществе, которые устанавливались на принципе обмена женщинами: женщины при этом делились на «дозволенных» и «запрещенных»[337]
. Действительно, при всей, казалось бы, определенности выбранной для себя роли герой-муж вместе с тем не исключает и другой возможности развития дальнейших отношений: «благородно» разрешая Лизе пройти по пути страсти, он втайне надеется, что устав от бурной жизни с эллином, она вернется к нему «уставшей и успокоенной». «Одного молю, чтобы ее медовый месяц был без горечи и отравы, и еще об одном, <…> чтобы он поскорее ее разлюбил!»[338] – пишет он в дневнике. Примечательно, что в примитивных обществах благополучные отношения между мужчинами устанавливаются на основе обмена «дозволенными женщинами». Отсюда понятно, почему герой-муж, отдавая Лизу молодому греку, предлагает ему свою дружбу. Вероятно, так отразились в повести размышления писателя о влиянии архетипических структур на мышление и поведение современного ему мужчины. Между тем опора на глубинную поведенческую традицию не защищает героя от катастрофы, а, скорее, напротив, обрекает его на трагический финал. Любовники гибнут в кораблекрушении, а самому автору исповеди суждено закончить свои дни в мучениях опустошенного сердца, которые приводят его к самоубийству. Убежденный в значительности собственного «я», правомерности своего выбора, он оказывается поразительно инфантилен и близорук в понимании реальности и реальных отношений между людьми. А, кроме того, «оригинальность» устроения им личной жизни – своей и дорогого ему человека – носит не просто головной характер, она противоречит и национальным традициям, отдавая страшной архаикой и тривиальностью. Лиза платит за «эксперимент» собственной жизнью: она включается в традицию, удачно названную Шульце «традицией тонущих женщин в русской литературе». Следовательно, и в том и в другом случае – сила любви и благородство мужей-отцов никого не спасают – трагические развязки неизбежны, «бедная Лиза» обречена на смерть.