Проза поэта

– По воле нашей атаманом будь! Разве зря на сиротских дорогах голытьба орет: выбирай, ребята, Разина Степана, сына Тимофеева, – у него крутая голова на широких плечах и силища матерая. У него – речь величавая, кровь казацкая, вольная, бурливая, а ума-разума на всех нас хватит. Вот тебя, батюшко, и выбираем атаманом. Али сердце голытьбы не чует, кого нам вожаком поставить! Это дело – решенное, полюбовное. Все готовы, знай – веди, ты и в походах бывал.

Степан выпрямился, приосанился, взметнул кудрями:

– Не хочу ломаться, не хочу золотого времячка терять, а хочу только молвить – сумею ли вашим атаманом быть? Хватит ли буйной головушки на дело великое, на почин затейный?

– Сумеешь! Хватит! Выбираем! Ставим! – звенели колокольным звоном переливные восторги.

– Ужо царёво рыло своротим! Сами на трон сядем! Сами управлять будем по-сермяжному! Освободим бедноту крепостную! Приступом остроги возьмем! Князей, воевод, помещиков, дворян, купцов перещелкаем, как орехи! Эй, царская боярщина, берегись: бревнами станем лупить по жирным зарылбам! Отведем свою душеньку за мучительства! Кровь нашу правители да помещики заме-сто щей хлебали, смотри: одни кости остались. Отведаем, похлебаем и мы кровушки господской, сусла боярского. Чем хуже наше брюхо мякинное!

– Ой, шибко весело слушать мне вас, удальцы отпетые, – улыбался солнцем Степан, – знать и впрямь времячко приспело спелое, выросла в лугах трава. Знать и впрямь наш первый путь на Волгу-матушку лежит. Туда и попрем для почина. Волоком с Дону на Волгу попрем. Готовы ли струги?

– Ждут в кустах!

– Коли ждут – не будем томить их. А только сперва наведем ратный порядок. Всех стругов тридцать три.

– Нас здесь пятьсот сорок три.

– Ого! Ладно! Да голытьбы у Телячьего острога ждет сотни три. В струги, что побольше, сядем по три десятка, а где по два. Меня не в счет. Придется со струга на струг то и дело перебегать, речи станут атаманские сказывать, да пуще советы заводить. Остатнее – пособит судьба. Сказано – сделано. Али не так?

И чихнул Степан.

А удальцы пожелали залпом:

Чох на ветер,
Кожу на шест,
Мясо собакам,
Кости в ров, –
Степан Тимофеевич,
Будь здоров!

На вечное здоровье чихнул атаман.

Прощание

В путь-дороженьку дальнюю снаряжались струги, – вот-вот, гордо выпятив груди-паруса, выплывут лебединой густой стаей и понесут волю крылатую вверх по Дону, а оттуда подымутся волоком и на Волге приют найдут.

Опершись плечом о ствол коренастого дуба, смотрел прощальными глазами Степан на солнечную зыбь родного Дона, а у ног муженька в грустинном молчании сидела Алёна.

Тихо, бережно пел Степан:

Ты знай, сиротинная,
Жизнь испытанная,
Что дорога твоя –
Ой, да грустинная,
Ты знай, горемычная,
Доля сермяжная.
Что дорога твоя –
Ой, хмельно-бражная,

И потом, про себя будто:

– Бегут… бегут… бегут сермяжники… Велика дорога сиротской голытьбы. Бегут… бегут… Вот как будто на яву вижу – текут. Будто людская река течет. И теченье чую, слышу. Бегут… Кто из княжеских крепостных конюшен. Кто из острога, да из-под плети. Кто из царских-стрелецких хором да из-под виселицы. Голодные, серые, обездоленные, измызганные. Бегут, спешат. Скорей, скорей! Ох, свет Алёна! Алёнушка! Ну и жизнь накатывается – чистый праздник. Знай, пошевеливайся! Того и гляди, сермяжники сюда сбегутся в условленное местечко в назначенный час. Дело решенное. Ух, и чешутся руки, а кровь бурлит, будто кипяток в печке. Ну, Алёна, не тужи, – не за смертью едем…

Сквозь слезы горючие причитала Алёна, припав к ногам любимого:

– Ой, страшно мне. Благословить хочу и отпустить боюсь. Ой, трудно мне станет покинутой жить, да с малыми ребятами Как я? Что я? И зачем тебе бремя нести?

Боюсь за тебя, и радуюсь за дело твое, и сама не пойму – почему сердце щемит, ой, болит…

– А ты, Алёнушка, помни, – утешал Степан, – не за себя несу свою голову, а за братьев сермяжных, обиженных. Знать, сама судьба посылает нас померяться силушкой с царской опричиной. Видно, невтерпеж стало жить голытьбе от зверской управы князей да богачей. Значит, невтерпеж, коли горем кишат сиротские дороги.

И надо, ой, надо лупить врагов кистенем по башке.

– Ах, Степан… на какую затею идешь…