Проза жизни

Обед уже ему не принесли, дали только стакан молока. Он опять уставился за окно. Вспомнились чьи-то строчки: «Ты будешь, как больной, смотреть через окно. И кожа ссохнется, и мышцы ослабеют…». М-да… Он никак не мог поверить, что его будут резать. «А напишу-ка я стихи Светлане», – родилась в мозгах бредовая идея. – Кстати, как там дальше в стихотворении? «Себя преодолеть…» Да, я так просто не сдамся».

На зоне Доктор немного баловался стихами, и, вроде, даже получалось что-то дельное, как говорили его кенты. Удивительно, но голова слегка прояснилась, и будто впереди замаячила надежда. Организм вдруг обрёл второе дыхание. Как говорится, пан или пропал!

Он достал из сидора тетрадку и карандаш.

***

Утром снова появилась Светлана. Вячеслав протянул ей тетрадный листочек, сложенный вдвое:

– Это тебе…

– Эй, что это?! – вскочил прапорщик. – Не положено.

Он отобрал бумагу, развернул и скользнул взглядом по ней. Хмыкнул, видимо, вспомнив что-то своё, протянул листок медсестре:

– Ладно… Возьми, коли так.

Теперь конвоир не сомневался и отпустил Светлану вдвоём с Вячеславом. Они дошли до туалета, и казашка весело показала на низ живота Доктора:

– Тебе помочь или сам справишься?

Нет уж, Вячеслав такого святотатства над мужским самолюбием не допустит! Грубовато произнёс:

– Сам управлюсь.

Взял у Светланы бритву и скрылся за дверью.

Выбрив растительность вокруг личного достоинства, Доктор с гордым видом выполз из туалета. Тут же появилась каталка с пожилой медсестрой и знакомым толстячком. Он взгромоздился на эту громоздкую медицинскую телегу и отправился в неизвестность.

***

Очнулся Доктор поздно вечером. Он лежал совершенно один в тёмной палате. Прислушался к звукам за стеной реанимации. Ничего не слышно. В чисто-синем небе зажигались первые звёзды. «Говорят, на зоне не место для надежды, И всё-таки, как без неё быть? Ведь живу же дальше» – загорелась в душе тихая радость. Он с невероятным трудом слез с кровати и поковылял в туалет. Ему казалось, что кишки каждую секунду так и просятся вылезть на свежий воздух.

На третий день Доктора перевели обратно в старую палату. Остальные больные смотрели уже доброжелательнее на бедолагу.

Почти сразу появилась Светлана. С радостью спросила:

– Всё нормально?

Зато Алимов больше не появлялся. Поговаривали, что он постоянно проводит операции. Вместо него Вячеслава осмотрел толстячок, также принимавший участие в операции. Помощник завотделения вынес приговор:

– Кажется, без осложнений.

И уже на следующие сутки Доктора отправили на зону. Со Светланой ему не удалось попрощаться. Да и своему спасителю Вячеслав не сумел сказать простое «спасибо».

И вот теперь Доктор бредёт через плац. Ему разрешили ходить без строя в столовку. Какой строй, когда отпетый уголовник обеими держался за брюхо, боясь, что на том разойдётся длинный шов! Ведь кишки упрямо пытались вывалиться наружу.

Август подходил к концу. Доктор до сих пор не верил, что он и почти здоров, и скоро освободится. Честно говоря, его действительно напрягало грядущее: какова она, эта реальность, после долгого отсутствия на родной планете? Сумеет ли он приспособиться к новой жизни? На зоне всё чётко, как в заводном механизме: подъём, завтрак, проверка, развод, работа, опять развод, опять проверка, сон и так до бесконечности. Она, предопределённость, в чём-то хороша, ибо ты ни почти за что не отвечаешь. Ну, кроме, беспечного «базара», который в волчьей среде будет стоить продырявленной шкуры.

Однако, человек – не механизм. Многолетний режим постепенно сводит с ума. Везёт тем, кто отсидел три-четыре года. А вот после… Иные кончают самоубийством или помешательством, иных кончают твои собратья по несчастью. Выживают лишь те, кто действительно становится зверем, жестоким и хитрым. Пощады практически ни от кого жди. И то, что случилось с Доктором, не укладывалось в рамки зековской обычности.

***

– Ты уверен, что это тот самый врач? – спросила симпатичная шатенка с причёской каре, сидевшего с мужем в синем «Форд-фокусе».

Бойко задумчиво смотрел на трёхэтажное кирпичное здание, перед которым расстилался пустырь с жалкими кустиками. «Почти ничего не изменилось, хотя минуло ровно тридцать лет», – сделал разочарованный вывод он. Он даже засомневался, здесь ли всё произошло? К великому сожалению, трясина забытья почти поглотила фамилию человека, который спас Вячеслава. Зато в больнице сразу поняли, о ком речь. Врачей хороших много, легендарных – единицы. Одна пожилая медсестра даже помнила Светлану. Но никого практически из старого персонала не осталось.

А память возвращала Бойко вновь и вновь к той поре, когда он покинул проклятую зону. Как ни банально звучит, всё было, как во сне.