Прозекутор (продолжение)

"То есть высокий суд импровизирует, а мою память и вдобавок к ней рассудок сковал узами", - подытожил Арсен. С другой стороны, известное шутовство со стороны двенадцати заставляло предполагать некую сыгранность. В том смысле, что выскакивать вперёд и оттеснять других, как кучка наглых студиозусов, никто не будет, а поэтому импровизировать понадобится лишь напоследок.

- Я готов, мои сеньоры, - кивнул он.

Он ждал, что заговорит сосед справа или слева, но начал тот, кто сидел напротив:

- Скажи своё истинное имя, если посмеешь.

Затем включились в игру его соседи справа и слева, словно расширяя пространство вопросов:

- На своём пути ты пробавлялся сущими пустяками, почти что нищенствовал. На что ты потратил медицинские деньги?

- Возможно, они там же, где пропавший клад рыцарей Храма, ради которого на них и ополчился, и взял грех на душу король Филипп?

- Откуда у тебя нечувствительные пятна на лице и других частях тела и не ведьминские ли это меты, хотя ты не женщина, но мужчина?

- Ты присваиваешь себе прерогативу королей - лечить наложением рук. Откуда в тебе сия кощунственная способность?

- Твоя кровь способна исцелять как болезнь, так и природу человеческую, уподобляя тебя Иисусу Христу. Это ли не ересь?

- А если это само по себе не болезнь, присущая тебе от рождения, где ты умудрился такое подцепить?

- Ты шутя пролистнул сто лет войны, от великой чумы поймал лишь отсветы и отголоски, коронация короля Карла в Реймсе и падение гигантов - великого Ордена, великой Девы и славного её Оруженосца - не колыхнуло ни души твоей, ни памяти. Не слишком ли легко ты пробегаешь по страницам жизни?

- Ты лёгок, как опавший лист, - оттого ли время над тобой не властно? Мы давно следим за тобой, ни годы, ни десятилетия ничего в тебе не меняют. Это ли не колдовство?

- Все мы пишем свою жизнь на гладком листе бумаги, а ты на скомканном, причём комкаешь - и протыкаешь - его сам. Если ты пустишься вскачь по временам, за тобой будет невозможно угнаться. Это ли не пагубная способность?

- Уже одним своим существованием ты нарушаешь незыблемость, логичность и связность мира, возвещённую Христом. Это ли не ересь сугубая?

- С какой стати, рожна, бодуна и иже с ними мы для тебя сеньоры и господа: не рано ли хвостом начал перед нами землю мести?

Последнее замечание с его ядрёной терминологией могло исходить только от Реймонда, на худой конец - его духовного брата, И Арсен подивился тому, что не узнал его по внешности. С другой стороны, это могла быть Хестур, хоть и женщина, и Теофраст, хотя и покойный: слухи о смерти часто бывают преувеличены.

Всё смешалось у него в голове: каждый судья сообщал ему то, чего он за собой не знал, иногда - вообще не догадывался. Но теперь его смутные подозрения слились в единую картину, и юноша вдруг понял, что весь корпус вопросов и должен был его на это натолкнуть. С другой стороны...

- Я отвечу, - пробормотал он. - Я и вправду рад был бы ответить, но не знаю, что именно.

- Нарушаешь условие, - попеняли ему нестрого. - Собственно, на допросе энной степени все вы так себя ведёте: "скажите мне, в чём я виноват или что вы хотите от меня услышать, а я с радостью признаю и подтвержду... подтвержу".

"Реймонд, - воскликнул про себя Арсен. - Не мог же Теофраст ни с того ни с сего воскреснуть".

- Прошу вас, - тихо произнёс он вслух. - Ответ не готов, но уже зреет.

- Так, может быть, его слегка подогреть, чтобы скорее вызрел? - спросил голос, который, как показалось юноше, пока ещё не звучал - или звучал, но не таким металлом: олово вместо теперешней бронзы.

- Напугается допроса и в ритуале, чего доброго, напутает, - усомнились рядом.

- А будет не допрос, - пояснил тот же самый необычно звонкий голос. - Предварительная процедура включает в себя ознакомление с орудиями, кои собираются применить. Как насчёт этого?

- Допустимо, - согласился, как показалось Арсену, слитный хор голосов, понемногу расплетаясь на отдельные созвучные пряди. - Куда лучше - докажет пригодность. Прежде всего стоит понять, чего стоит он сам. И умеет ли стоять на своём. Постоять за себя.

Обладатель Голоса поднялся с одного из мест напротив юноши. "Ну да, это он спросил про Филиппа... Красивого, я помню. Или взял из чужой памяти".

Прохладные пальцы сомкнулись на запястье.

Арсен поднял голову.

И застыл, заворожённый.

Этот член то ли совета, то ли суда нисколько не походил на скромника ни обликом, ни повадкой. У него даже наплечных знаков оказалось два: зелёный на правом и красный на левом плече, под короткой белой накидкой. Ростом даже повыше самого Арсена, седые кудри, смуглая кожа, тонкие черты лица, глаза же зеленовато-золотые, кошачьи. И двигается гибко и молодо, словно большая кошка. Лекарю доводилось видеть в Ассахаре и окрестных замках охотничьих гепардов, любимую утеху знати: вот такое диво и явилось теперь перед ним в человеческом облике.