Прожектеры: политика школьных реформ в России в первой половине XVIII века

Как и где именно могли пересечься пути Матвеева и Сент-Илера, мы не знаем, но не секрет, что в этот период Петр и в самом деле настойчиво требовал от своих представителей за рубежом рекрутировать на российскую службу иностранных специалистов329. Сам Матвеев, впрочем, в их позднейшей переписке нигде об этом своем приглашении не вспоминал, а, наоборот, намекал, что ему известно о темном прошлом барона – причем узнал он о нем именно во время пребывания за границей. «Я во Франции и в Вене был и гораздо знаю ваши славныя такие дела, которые можно разве в сумерках, а не пред солнцем объявлять», – напишет он французу в разгар конфликта между ними осенью 1716 года330. Неясно и какую именно должность мог пообещать Сент-Илеру Матвеев. 3 февраля 1715 года голландский резидент барон де Би доносил своему правительству, что «один француз, служивший прежде в Неаполе и Венеции, по имени барон де Сент-Илер, принят здесь на службу для надсмотра за постройкой галер на галерной верфи с жалованьем 4000 рублей в год»331. Возможно, именно на эту должность и рассчитывал авантюрист, но никаких следов такого назначения или переговоров о нем мы в русских источниках не находим.

Сент-Илер, должно быть, появился в Санкт-Петербурге в самом начале января 1715 года (то есть как раз одновременно с Лави). «Уже два месяца есть, как здесь обретаюсь с великим повседневным иждивением», – жалуется он в письме Петру от 2 марта332. Лави, воспринимавший барона как прямого конкурента, уверял Париж, что последний якобы не пользуется доверием русских вельмож и не получит никакой должности в силу своего дурного характера333. Однако вопреки предсказаниям Лави, Сент-Илер буквально за пару месяцев становится своим человеком в придворном обществе Санкт-Петербурга. Уже в конце марта Лави сообщает о помолвке барона с придворной дамой принцессы Шарлотты, супруги цесаревича334. Избранница Сент-Илера была не только любимой фрейлиной кронпринцессы, но и племянницей барона Ганса-Христофора фон Шлейница, обер-гофмейстера Шарлотты, вскоре ставшего русским посланником в Ганновере, а затем, в 1717–1720 годах, во Франции: благодаря своей невесте, француз, несомненно, получил новые каналы доступа ко двору. В середине мая Лави пишет о nouptiales барона, праздновавшихся во дворце Шарлотты в присутствии Петра, Екатерины, царевен, вдовствующих цариц, герцогини Курляндской и «всего двора». Царь, по сообщению Лави, одобрял этот брак и обещал предоставить барону на 5 лет особняк («la belle maison») недавно сосланного Александра Кикина, своего бывшего любимца, дюжину солдат для несения караула и жалованье в 2000 рублей в год. Именно по этому случаю царь объявил и о решении создать корпус морской гвардии численностью в 200 человек под командой барона335.

ОСНОВАНИЕ МОРСКОЙ АКАДЕМИИ

Впервые идея создать такой корпус была сформулирована в предложении, которые Сент-Илер представил царю 12 февраля 1715 года. Кроме проекта обучения гардемаринов, поданный им пакет содержит также предложения о создании особой комиссии для составления морского регламента, и одновременно – об организации строительства кораблей на Адриатике, где, по его словам, было в изобилии дешевого строевого леса и безработных моряков и кораблестроителей. После того как корабли будут построены, им предстояло отправиться в плавание вокруг Европы в Санкт-Петербург, делая остановки по всему средиземноморскому побережью и принимая на борт морских специалистов, ремесленников и купцов, желающих переселиться в Россию. Помимо ремесленников, корабли эти предполагалось загрузить в Марселе дешевым французским алкоголем, последующая продажа которого в Санкт-Петербурге позволила бы окупить всю операцию (и, видимо, принести барону прибыль): от Петра требовалось лишь предоставить гарантии по кредиту, необходимому для начала операции336.