Мы два года были женаты, Маш, а он меня успел утилизировать. Я – больше не я, а скомканный комок молекул, лучше не скажешь.
О, как изощренно он издевался! Если бы ты знала – не поверила бы. Бил только по самым больным точкам, незажившим, кровоточащим. Нет, не кулаками бил. Речь о моральном насилии.
Я еще удивлялась: как он умудряется вторгаться в самое… болючее. А что удивляться?
Я лично отдала ему все козыри. Сама, решив, что он послан мне небесами за годы страданий и одиночества, доверила ему всю себя, все свои тайны. А он впитывал. Сначала молча. А потом, когда я заглотила наживку, он…
Сначала он сказал перестать читать соцсети и лайкать там кого бы то ни было. Какая-то пустая ревность, ни на чем не основанная. Ни малейшего повода.
Но я так любила его и не хотела ссориться. Что мне, сложно? Любовь важнее «Инсты», правда же?
Потом он сказал, что у него аллергия на моего кота. Кашлял, показательно задыхался, пил таблетки.
Я предала кота, Маш. Моего любимого, который прожил со мной семь лет. Знаешь, я недавно ходила в гости к тем людям, кто его забрал. Он на меня зашипел и забился под батарею. Не простил. И правильно. Я недостойна его прощения.
Потом дочь. Подросток, сложный, пубертатный. Семнадцать лет. Куча внутренних противоречий, клубок нервов. Конфликт на конфликте.
Он все время высмеивал ее, если я вступалась, говорил, что это воспитание, а я ее только жалею, и при моем попустительстве она растет потребителем.
– Что, опять деградируешь в гаджетах? – усмехался он над моим ребенком.
– Ты мне не отец! – защищалась дочь.
– И Слава Богу. Я бы умер от позора.
Она в итоге сбежала из дома. От него фактически. И от меня, вот такой, покорной. Если бы его не было, она была бы дома. А я допустила.
Потом, когда я нашла ее через три дня и мы сидели, укутанные одним пледом, она сказала: «Я пойду жить к папе». А он, мой Тиран, подошел сзади и сказал: «Пусть идет, так всем будет лучше».
Я была уже не я. Настоящая я бы сказала: «Это ты вали!» А я так не сказала. Промолчала.
Она обернулась и спросила: «На меня у тебя тоже аллергия?» И ушла к папе. А у него новая семья и новый младенец. Ситуация, в которой хотели как лучше, но именно там она узнала, что не нужна никому: и мне не до нее, и отцу.
Травмировали ребенка еще сильнее своим нелепым «лучше». И лучше – не лучше, и ребенок – не ребенок.
Потом оказалось, что и работать мне не надо, зачем? Он отлично зарабатывает. Я сопротивлялась: в смысле, зачем? Работа – это же не про деньги, а про самореализацию.
Он велел уволиться… И я уволилась. Потом началось страшное.
Качели.
На пару дней возвращался хороший парень. Ну тот, который вначале. Дарил цветы. Умолял простить. Говорил: «Не знаю, что на меня нашло». Говорил: «Мы все исправим». Комплименты, комплименты. «Ты лучшее, что случилось со мной».
А потом маска менялась. Включался режим уничтожения. Ежедневное вдумчивое моральное уничтожение.
НЕ СПРАШИВАЙ, ПОЧЕМУ Я НЕ УШЛА, МАШ. ОН БУДТО ОТОБРАЛ У МЕНЯ КЛЮЧ ОТ МЕНЯ САМОЙ. Я – БЕЗВОЛЬНАЯ КУКЛА. И КАЖДАЯ ЕГО ФРАЗА – ОТРЕЗАННЫЙ КУСОЧЕК МОЕЙ ДУШИ.
– У тебя есть мозг? Есть? Неплохо было бы пользоваться им иногда!
– Я говорил тебе, что ты прекрасно выглядишь? Нет? Потому что я ненавижу врать. Посмотри на себя, чучело…
Я смотрела на себя. И правда чучело. Чучело, недостойное такого крутого мужчины.
– Где чек из магазина? Откуда такие суммы? Какие-то золотые продукты накупила…
Я в ужасе резала на кухне ему его любимый салат. Кто этот скупой человек? Кто? Я его не знаю…
Я сделала его любимый салат с гранатом и курицей. И грецкими орехами. Он обожал его. Говорил, что путь к его сердцу лежит через этот салат.
– Что это? – он оттолкнул тарелку. – Месиво какое-то. Ты безрукая? Тебе руки оторвали?
Я уже через месяц после свадьбы диагностировала в себе странное, Маш, мне физически лучше, когда мужа нет дома. Не болит голова, нет тягостных мыслей, нет ощущения, что в груди – плита. Я не задыхаюсь, я просто дышу.
А с ним – задыхаюсь. Во мне все не так, все. Я не так одеваюсь, не так хожу, не так готовлю, не то говорю.
А потом на пару дней вернется он, тот идеальный принц, и скажет, что я богиня, и что прости, и давай сбежим куда-нибудь.
Один день тиран, другой идеальный. Идеальный тиран.
Мы однажды сбежали в другую страну на мой день рождения. Это был его подарок. Я не знала языка, а он знал. И он бросил меня прямо в аэропорту, одну, растерянную, с чемоданом. Вернулся утром с перегаром. Сказал: «Мне нужно было побыть одному».
Что нужно было мне в мой день рождения – его не интересовало. Плакать на скамейке в парке с чемоданом, не понимая, куда идти и как искать гостиницу – точно не нужно было.
Я потом вернулась в аэропорт, там бесплатный вай-фай, нашла название гостиницы, взяла такси и добралась до забронированного номера, где проревела до вечера.
– Надо же, мозги упаковать не забыла, – сказал он утром, явившись в номер.
Это и было моим поздравлением.