Проживи мою жизнь

Он ненавидел. Ненавидел истово, яростно всё, что связано с квир-танго, эту немыслимую свободу, эту непокорённую страсть, нечаянные прикосновения и неразрывные объятия. Эту непредсказуемость быть отвергнутым или скомпрометированным, или же, наоборот, получить обещание или приглашение, а ты не соответствуешь ожиданиям. Он никак не мог научиться разговаривать на этом языке, а они… Они блестяще справляются с историями о встречах и расставаниях, верности и предательстве! У них в этом проклятом танго бурлят чувства, и танец становится настоящим спектаклем, в котором главный герой – опять не он!

Ему всегда хочется побеждать, вести и поглощать, пробуждать и пожирать адское томление той, что окажется в его руках, он ненасытен, он жаждет, чтобы она, именно она, липла к нему, чтобы жарко мечтала оказаться прижатой к широкой груди и вдохнуть неповторимый мужской аромат. Да, он следит за собой так тщательно, что иногда это вызывает подколки окружающих. Он принимает душ два раза в день, бреется, переодевается, его гардероб полон белоснежных рубашек и чёрных отглаженных брюк, его штиблеты всегда блестят, но это всё не то. Не то! Это совсем не помогает ему стать таким же раскованным и свободным… Это совсем не помогает ему заполучить Диану.

Танда 11

Вцепившись смертельной хваткой в руль, летела по дороге, выжимая из байка всё возможное. По шлему бились мелкие капли снова начавшегося дождя, серая лента под шинами скользила, норовя увернуться, сбросить бешеного наездника. Майя не замечала ни летящих по обочинам деревьев, ни открывающихся пустырей, ни сонных домов. Вжавшись в сиденье, растворяясь в скорости, абсолютно сухими глазами смотрела вперёд, только вздрагивая, как от удара кнута, когда беспокойное сознание складывало в мозаичные картинки разноцветные острые стёклышки: огромные глаза, бархатистая скула, запрокинутая голова, тонкая ключица… Пульс играл в чёт и нечет, добавляя отравленного пурпура к органному гулу расширившегося сердца, неостановимым маятником отсчитывая бегущие секунды. От занимавшегося зябкого утра остро ныли зрачки.

Уже подъезжая к развилке на аэропорт, приняла решение не возвращаться домой:

– Кто тебя знает, вдруг ты не уехала и ещё там. Я не готова видеть тебя, Диана, прости. Тем более, что у меня есть дело, которое я должна довести до конца, какой бы он ни был. Чёрт побери, я до сих пор не знаю, замешана ты в этом или нет? Я боюсь тебя, себя, и как же прав отец, когда говорил, что нет убийственнее яда, чем человеческие чувства… Тебя даже нет рядом, но я совершенно перестаю соображать, стоит мне только вспомнить… А если учесть, что последнее время я только и делаю, что думаю о тебе, можешь себе представить, в какое желе превратились мои мозги… внутри меня плавится, ворочается, брызжет космическая руда. Меняется порядок молекул, выдавливая воздух, вышибая пробки здравого смысла. Ты отнимаешь у меня страх прикосновений, даря взамен восторг, ликующую свободу и абсолютное неумение жить в законах и правилах…

Ты, наверное, знаешь об этом больше, чем я. И, вполне вероятно, я даже когда-нибудь спрошу у тебя, как вы, ты, Марта… Как вы с таким огромным миром внутри живёте. Но – не сейчас, только не сейчас. Пусть поутихнет, поостынет, подёрнется пеплом, и будет не так удушающе больно…

Поставив байк на стоянку и заплатив за неделю вперёд, глянула на часы: половина шестого утра. Странная ночь. И абсолютно не хочется спать… Бросать здесь байк, конечно, не самая удачная идея… А, ну и пусть.

– Надо как-то объяснить, куда я лечу. А надо ли? Кому, в конце концов, какое дело, чем я занимаюсь? Мне тридцать три года, я ни черта не смыслю в жизни, до этого дня я вообще понятия не имела, кто я: распахнула дверь, а за ней оказались ненасытные чудовища, и захлопнуть её просто так я не умею. Так что идите лесом, дорогие товарищи, стройными шеренгами и далеко-далеко. А я улетаю.

Верлен решительно вошла в здание аэропорта и стала изучать расписание: ближайший самолёт в Мурманск вылетал через три часа. Купила билет в эконом-класс: не стоит светиться в маленьком незнакомом городе, прилетая бизнесом, словно важная персона. Кто их знает, там, на краю земли, вдруг они придирчиво оглядывают каждого чужака, считающегося богатым? Тем более – без багажа, вообще без вещей, в обычной кожанке и джинсах.

Найдя удобное положение на металлическом сидении в зале ожидания, прикрыла глаза и попыталась сосредоточиться на том, что предстояло сделать.

– Сегодня воскресенье. Значит, в школах никого нет. Ну и ладно. Зайду в магазин, куплю себе сменную одежду, найду гостиницу, осмотрюсь. Пойму хоть, что за город, что за люди в нём живут, чем дышат. А с утра займусь обзвоном, может, кто вспомнит такого ученика. Глупо, конечно, лететь так, без подготовки, наобум, но вернуться домой? Ни за что.