Проживи мою жизнь

С гулким звоном на пол упала салатная ложка. От неожиданного вопроса ноги подогнулись, и Майя присела, сунулась под стол, судорожно соображая, что бы такого ответить, но соврать не смогла. Поднялась, сунула ложку в раковину, махнула рукой на открытую дверцу шкафа:

– Вон там, смотри. Камеры. Здесь, в коридоре. В комнатах тоже. Наблюдают и записывают. Подземную стоянку, под домом, и внешнюю, для гостей. Вон твоя машина. Приближение максимальное, разрешение качественное, при желании можно усилить и камешки под колёсами разглядывать.

Диана с интересом оглядела аппаратуру, прищёлкнула языком:

– Удобно. То есть ты два вечера меня видела, пряталась и не открывала, так, что ли?

Тут было не извернуться, поэтому Верлен промолчала.

– Пойдём за стол, а то остынет всё.

Некоторое время в кухне раздавалось только звяканье ножей и вилок. Промокнув губы салфеткой и налив по половине бокала бургундского, Верлен неловко спросила:

– Ну что? Как ужин?

Диана кивнула:

– Не ожидала встретить в тебе кулинарного гения. Вкусно, Май. Спасибо.

– Пожалуйста.

Снова повисла тишина. Верлен лихорадочно размышляла: «О чём теперь с тобой говорить? О танго? О том, что было? Чтобы снова сорваться в пропасть? Не могу. О Мурманске тебе рассказать? Нельзя. А больше пока не о чем. Молчать? А не обидишься? Ладно, пусть всё идёт, как идёт. Это нестерпимо, но я к тебе не подойду, не бойся. Я лучше пойду поработаю. Вот, точно! Документов пачка, конь не валялся. А ты поступай так, как тебе хочется. Заодно понаблюдаю… Поизучаю, так сказать, в домашней обстановке… Ох, Май, что ж ты себе-то всё врёшь и врёшь… Ну, завирайся дальше». Встала, собрала приборы, сунула в посудомоечную машину. Холодно сказала:

– Мне нужно поработать. Если хочешь, можешь остаться. Спальня для гостей налево, туалетов два, слева и справа, справа же, рядом с моей спальней, сауна и тренажёрная комната, на всякий случай. Где зал, ты знаешь. Делай, что хочешь.

Не дожидаясь ответа, едва сдерживая внезапно нахлынувшие слёзы от собственной иссушающей жажды прикосновений, вышла в коридор. Орлова осталась сидеть, задумчиво прокручивая ножку бокала: «Когда твой щекотный взгляд останавливается на мне, я забываю дышать. Но ты не понимаешь этого… Неужели? Твоё великодушное разрешение остаться – это что, подарок? Или этакий пируэт с подсечкой? Но тебе не удастся от меня избавиться так, молча, просто спрятавшись в работу.

Ты не готова говорить о нас? Хорошо. Я останусь и дождусь, пока ты не поймёшь, что тебя ко мне тянет. Или пока не признаешься, что у тебя уже есть… близкий друг. Кольцо это твоё… Кому же ты принадлежишь? Кто-то же смог тебя настолько приручить … Я останусь, пока ты не велишь мне уйти. И пока не объяснишь, почему ты так жестоко поступаешь со мной. И с собой».

Подняла сумку, вытащила планшет, забралась на диван, украдкой погладив памятный плед, подоткнула под спину подушку, бросила быстрый взгляд за одну из арок, где горел приглушённый свет, монитор отбрасывал на точёный профиль бледные тени, доносились шуршание бумаги и тихое стрекотание компьютерных клавиш.

Прошло больше двух часов. Верлен всё так же работала, Диана, отложив планшет, на котором читала книгу, задремала и вскинулась только от того, что почувствовала, как ласковые пальцы отводят со лба прядь волос. Распахнула глаза, резко села. Верлен отшатнулась, смутилась:

– Я постелила тебе вон там, – махнула головой в сторону распахнутой двери. – Иди, ложись.

Диана спросила, не подумав:

– А ты? Ты ложиться не будешь?

Майя пожала плечами:

– Буду, но не сейчас. «И не с тобой. Хотя это самое трудное…».

Диана прошлёпала в сторону указанной двери, обернулась, снова затравленно посмотрела на девушку:

– Ты очень добра ко мне, спасибо большое. Спокойной ночи.

Верлен стояла, бессильно опустив руки вдоль тела:

– Спокойной ночи, Диана.

* * *

Спустя час Майя вытянулась под прохладной простынёй на огромной кровати и уставилась в потолок. Из комнаты, куда ушла Орлова, не доносилось ни звука, дверь была закрыта. Узорчатым ремнём стегало желание узнать, спит танцовщица или нет, но вломиться в запертую спальню? Абсурд. Ветер бился в окно, расшвыривая капли дождя по стёклам, размывая город. Вино ничуть не успокоило, нисколько не утешило, и ненасытные мысли пытались проскользнуть сквозь толстые стены туда, где на такой же кровати разметалось гибкое, сильное тело. Память о бархатной коже, плавящейся под пальцами, брызнула каплями сосновой смолы, заставила раскинуть заполыхавшие руки в поисках прохлады.

Внезапно дверь отворилась, и в неверном свете коридорного ночника на пороге появилась обнажённая фигурка.

– Ты спишь?