Прозрение

– С чего это ты взяла? – удивился ее брат. – Да нет конечно. Мы все вернемся к своей работе, все будет по-старому. Земля и так пострадала достаточно от этой войны, теперь надо заняться делом. Вся эта война была безумной затеей таких людей, как Пит.

– А где Пит? – спросила Хетта.

– А кто его знает? – отозвался Франц, – он совершенно обезумел. Мне кажется, это уже не исправишь. Мы все вернулись на наши фермы, к нашим семьям. Но среди нас еще остались люди, которые не могут теперь жить без войны. Они твердят о Давиде и Голиафе, но на самом деле существует только одно чудовище, которое невозможно победить. А они не хотят понять этого.

Она смотрела на брата и понимала, что он видел такие вещи, стал участником таких событий, совершал такие поступки, которые она не сможет понять. Он говорил о чудовищах и безумии, он говорил о том, что им не грозит потеря фермы… Упа был на охоте. И сейчас наступил именно такой момент, когда она могла задать те вопросы, которые потом никогда не сможет задать. Если ей суждено повзрослеть, если ей суждено жить и в будущем, она должна узнать то, что узнал Франц… то, что знал и Алекс.

– Разве мы больше не будем свободны? – спросила она.

И когда брат удивленно взглянул на нее, она продолжила:

– Почему ты поднял оружие на белых людей? Ведь у тебя, как и у меня, были друзья в Ледисмите?

Он выглядел усталым и подавленным.

– Я не хотел воевать, ты же знаешь. Я фермер, и привык стрелять только в животных ради пропитания или для защиты своей жизни – вот и все, – ответил он с тяжелым вздохом. – Упа старик. Я обязан ему всем на свете. Его гордость была бы задета, если бы я отказался идти на эту войну. Для него это был бы конец. И это был мой долг – отомстить за смерть нашего отца. – Он опустил голову на руки, и добавил – Ну а теперь в Англии появятся сыновья, которые должны будут мстить за своих отцов. И этому не будет конца, скажу я тебе.

На какое-то мгновение вспыхнули забытые чувства. Наедине друг с другом в этой кухне брат и сестра ощутили прежнюю близость, как будто старые узы, связывающие их с детства, напомнили им о себе.

Хетта подошла и, опустившись возле него на колени, нежно накрыла его руку своей ладонью.

– Скажи, ты убивал англичан? – тихо спросила она.

Когда он поднял голову, она увидела перед собой не лицо, а мертвенную маску, которая потрясла и испугала ее. Но ее вопрос вызвал у него желание облегчить свою совесть. Он заговорил так, как будто был на исповеди, как будто его отделяла от нее занавеска, как в исповедальне в церкви:

– Взошло солнце, и мы увидали их внизу, под нами, на плато. Не знаю, сколько их там было, но было их очень много. Они не знали, что мы на горах над ними. Один за другим они падали на землю, но на их место вставали другие, и они падали вслед за теми, пока на земле не остались лежать штабеля тел, одетых в хаки. У них не было тени, чтобы укрыться от солнца, не было никакого прикрытия, не было больших орудий. Они попались в ловушку, как леопард попадает в вырытую охотником яму, в то время как охотник стреляет в него с утеса. Солнце жгло их, когда они лежали на голых скалах; они сходили с ума от жажды. Врачи не могли добраться до раненых, у водоносов опустели фляжки. Они кричали от боли, молили о капле воды, корчась под беспощадным солнцем… но они не уходили.

В глазах Франца появилось выражение ужаса, руки дрожали.

– Трупы громоздились один на другом, и раненые были погребены под мертвыми телами. Но они не уходили! Они терпели эти муки час за часом, и все новые приходили им на смену, чтобы погибнуть так же, как их товарищи. Это было безумие! Это было бесчеловечно!

Он смотрел на нее невидящим взглядом, голос его звучал все громче и громче:

– Это было все равно, что расстреливать из сотни ружей одну антилопу. Они падали один за другим, корчась в предсмертных муках. Но это были не антилопы, а люди. Я пытался остановить эту бойню, заставить их отступить. Если бы они отступили, мне бы не пришлось заниматься этим. Мне казалось, что они должны были понять, как все безнадежно. – Его рука медленно поднялась, как будто он держал в ней ружье. – Я выбираю цель, нажимаю на спусковой крючок, и человек мертв. Я думал, они обратятся в бегство, но, казалось, они сами ищут своей смерти. Это разозлило меня. Они ведь знали, что я должен нажимать на спусковой крючок. Да, они знали, что я вынужден был делать это, – с горячностью повторил он.

Хетта застыла рядом с братом. Его слова открыли перед ней бездну невероятной глубины. Ей было страшно заглянуть в нее.

Франц сжал ее запястье с необыкновенной силой и встряхнул ее руку.

– Что заставляет человека с такой легкостью отдавать свою жизнь, а? – сказал он, продолжая одной рукой сжимать ее запястье. Он поднял другую руку, указывая на Хетту дрожащим пальцем: – Ты ведь не знаешь ответа, да? Может быть, ты скажешь, что это глупо. Ты, может быть, скажешь, что они не знали, что делают. Ну да, и я говорил то же самое, я думал так же… они все говорили то же самое. – Он покачал головой.