Прозрение. Спроси себя

«Закончилась выездная сессия суда, которая рассмотрела дело А. Бражко, Н. Гнилова, обвиняемых в убийстве. Бандиты приговорены к расстрелу. Объявлен розыск находящегося в бегах И. Проклова».

Дмитрий Николаевич прикрыл заметку разом вспотевшей ладонью, будто кто-то стоял сзади и заглядывал через его плечо.

— Может, хотите пообедать? У нас хорошая столовая, — предложила заведующая.

— Спасибо, — через силу ответил Дмитрий Николаевич.

Он записал текст заметки, дату и номер газеты, затем быстро поднялся и, уходя, зачем-то сказал библиотекарю, что придет завтра.

А вечером уехал в Москву.

И снова были смутные, тяжелые сны. Он просыпался в поту, лежал неподвижно, пока не забывался опять. К нему подкрадывался Крапивка, торопливыми движениями рук ощупывал его и хрипло спрашивал: «Еще не убежал?»

«Это никогда не кончится, — с ужасом думал Дмитрий Николаевич. — Никогда».

В последние дни Крапивка мало находился в палате, чаще сидел в дальнем коридоре верхнего этажа, где размещались лаборатории.

Здесь и нашла его доктор Баранова.

Крапивка встретил ее настороженно, с опаской.

Упрямые, жесткие складки появились у него в уголках рта, когда Баранова спросила его о самочувствии. Он каким-то неясным, подсознательным чутьем понял, что вопрос продиктован не добротой душевной, а злосчастным недавним событием. А он к этому событию возвращаться не мог и не хотел.

— Все нормально, — вяло ответил Крапивка.

Баранова села рядом, расправила воротничок халата.

— Надо поговорить с вами.

— О чем? — с досадой спросил Крапивка.

— Мы, друзья и коллеги Дмитрия Николаевича, — шепотом заговорила Баранова, — обязаны защитить его от возможной беды. А для этого должны знать правду. Расскажите, как все было?

— Дак что рассказывать? Я ведь домой хотел уехать. Не верил, что операция поможет. А профессор уговорил. Теперь вижу… Вот спасибо, значит, Дмитрию Николаевичу.

— Я не об этом спрашиваю.

— О чем же?

— Кого вы узнали в профессоре?

— Я?

— Вы, Федор Назарович Крапивка, — подчеркнуто официально сказала Баранова и тут же улыбнулась, смягчая тон. — Неужели вы не хотите помочь нам?

— Чем помочь?

— Расскажите правду. Вы, кажется, назвали профессора бандитом? В палате была сестра, она слышала это.

— Ну, брякнул… Так мало ли чего не бывает на свете? Вон у меня приятель. Такого наплетет…

— Значит, вы отказываетесь от своих слов? Я вас правильно поняла?

— Нет. Не отказываюсь.

— Странно. Вам все-таки придется объяснить, что произошло.

Крапивка откашлялся, покраснел, отчего скулы его обозначились резче, и твердо сказал:

— В общем, обознался я тем разом, товарищ доктор. И все тут. Точка.

— Может, вас кто запугивает? Вы скажите, мы примем меры.

— Я давно пуганый. Мокрый дождя не боится.

— Зря вы так, Федор Назарович. Мы к вам всей душой, а вы… Мы вам добра хотим. И Ярцева жалко.

— Что же вы прямо с отмычкой в душу лезете? — Крапивка отвернулся. — Устал я, пойду в палату… — Он поднялся и ушел.

И в этот момент Баранову осенило предположение: Ярцев дал взятку Крапивке! Поэтому и молчит, не выдает профессора. Она старательно припоминала настороженные взгляды Крапивки, его растерянность, молчаливость. Теперь все виделось в ином свете. Мысль о взятке многое объяснила. Ну да, Ярцев откупился! Как она раньше не подумала об этом? Так вот, Дмитрий Николаевич, любите вы медок, полюбите и холодок…

На другой день Баранова появилась в больнице к восьми утра, когда приходит главный врач. До начала пятиминутки можно будет спокойно поговорить с Борисом Степановичем.

Она попросила главврача, чтобы доверительный разговор остался пока между ними, хотя все, что она знает, по существу, является ясным и требует лишь частичных уточнений.

Поняв, что Борис Степанович молча согласился, Баранова стала рассказывать историю прозрения Федора Крапивки.

— Как бы нам не опоздать, Борис Степанович! Ведь нас спросят: где же вы были, уважаемые товарищи?

Баранова замолчала и, спрятав руки в карманы халата, с вниманием наблюдала за Борисом Степановичем, который не торопился с ответом. Может, припоминал сейчас то заседание совета врачей, где Ярцев не пощадил его самолюбия, недвусмысленно причислив его к лику середняков?

Наконец Борис Степанович сказал:

— Допустим, ваш рассказ соответствует действительности. Допустим, что все так и было, — подчеркнул он. — Но мы-то с вами здесь с какого боку?

— Надо реагировать!

— Разве это наша компетенция?

— Наша. Вы только представьте, что может произойти.

— Не могу представить. Не имею подобного опыта.

— В руководимой вами больнице произошло…

— Я уже слышал, что произошло, — прервал ее Борис Степанович.

— Вы, пожалуйста, поймите! Больной при свидетеле сказал…

— Хватит! Лучше подумайте, как будете выглядеть, если все окажется вымыслом?

Баранова насторожилась. Борис Степанович, по-видимому, решил отмежеваться.

— Я понимаю ваши опасения. Поэтому хочу добавить очень важное соображение.