Прозрение. Спроси себя

— Что же раньше-то не говорили? — хмуро поинтересовался Борис Степанович.

Баранова пожала плечами и тут же, подавшись вперед, сказала:

— Я беседовала с Крапивкой. Наедине. Весьма подробно.

— Подтвердил Крапивка?

— Сначала все подтвердил, затем отказался.

— Не понимаю.

— По-моему, он подкуплен!

— Вот как?!

— Полагаю, что Ярцев откупился взяткой. И в этом вся загадочность. Сперва Крапивка признал, а потом передумал — где логика? Под чьим влиянием передумал? Чего опасается?

Борис Степанович встал из-за стола, прошелся по кабинету.

— Надо подумать, серьезно подумать, — неторопливо произнес он.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Заместитель начальника следственного управления Прокуратуры СССР принял Останина точно в назначенное время.

Входя в кабинет, Останин вспомнил, что фамилия Шагина известна ему много лет. Шагин довольно часто публикует интересные очерки.

— Что привело к нам?

— Неожиданное событие.

— Все, чем занимается прокуратура, неожиданное, — улыбнулся Шагин.

— Здесь особый случай… У меня есть друг. Добрый, старый, верный друг. Я сразу определяю свое отношение к нему, чтобы вы знали мою позицию в этой истории. — Останин говорил спокойно, он настроился на нелегкий разговор и берег силы. — Возможно, в вашей практике эта история окажется уникальной. Так вот, мой друг — доктор медицинских наук, профессор. Думаю, сейчас нет смысла называть его фамилию?

— Пока не настаиваю, — согласился Шагин.

Выслушав весь рассказ до конца, Шагин прищурился, сцепил пальцы на животе. Был он полноват, румян, улыбчив — этакий тип доброго дядюшки. Но Останин приметил в его взгляде жесткую настороженность и подумал: он не так прост, как могло показаться.

— Что вас интересует, Андрей Васильевич? — спросил Шагин. — Чем могу помочь?

— Ознакомьте меня с законодательством, которое действует в подобных обстоятельствах. Конечно, если это не противоречит вашим служебным нормам.

— Нет, не противоречит, — сказал Шагин, Подошел к массивному книжному шкафу, достал нужный том. — Так вот, существует срок давности, по истечении которого человеку, совершившему преступление, уже не может быть предъявлено обвинение. Но если преступник скрывался, то течение давности приостанавливается и возобновляется в момент, когда он будет задержан или явится с повинной. Ясно?

— Вполне.

— Это не все. Есть важное дополнение, которое вам следует знать. Если со времени преступления прошло более пятнадцати лет, смертная казнь уже исключена. Таковы главные пункты интересующего вас законодательства.

Лицо Останина чуть посветлело.

— Значит, будет судебное разбирательство? — спросил он.

— Для этого должен быть основательный повод. Задержание преступника или явка с повинной.

— Мой друг пишет заявление в прокуратуру. Сообщает обо всем.

— Я понимаю, — сказал Шагин. — И тем не менее определенно ответить на ваш вопрос нельзя. Судебное разбирательство возможно только при наличии объективных доказательств вины того или иного человека. Имеются в виду свидетельские показания, улики, вещественные доказательства, опознания. Но разве легко спустя тридцать пять лет воссоздать истинную картину происшедшего? Иной раз просто невозможно.

— А признание собственной вины разве не дает оснований?

— Нет. Получим мы заявление, примем его. — Он выдержал паузу, развел руками. — А если это самооговор? Ведь и такое бывает… Все равно нужны доказательства. И самое важное. Как вам известно, презумпция невиновности заключается в том, что до вступления в силу обвинительного приговора суда человек считается невиновным. Защищаться против предъявленного обвинения — это право, а не обязанность обвиняемого. Подсудимый может вообще не давать объяснений в свою защиту и даже не приглашать защитника.

— Стало быть, пока ничего определенного?

— Получим заявление вашего друга, начнем разбирать. Вот все, что можно сказать с уверенностью.

На следующее утро Дмитрий Николаевич приехал в Москву.

Он позвонил с вокзала Останину домой и договорился, что сразу приедет к нему.

Они сидели в небольшом кабинете, где книжные полки опоясывали все стены до потолка и комната выглядела как маленькая книжная лавка.

Дмитрий Николаевич прочитал вслух текст газетной заметки, рассказал о встрече с прокурором.

— По-моему, пора решать, — сказал Останин. — Многое прояснилось.

— Что ты советуешь?

— Есть два пути. Первый. Можно поблагодарить наш гуманный закон и продолжать жить, как жил до сих пор Дмитрий Николаевич Ярцев. Естественно, отвергая напрочь фантастические измышления Федора Крапивки.

— Не понимаю…

— Дослушай, — перебил Останин. — Есть второй путь. Предположим, Крапивка возбуждает уголовное дело. Но теперь нам известно, что все судебные материалы сгорели. Двое участников преступления расстреляны. Свидетелей обвинения нет. Точнее, остался один. Сам Крапивка. Но он не сможет доказать, что ты Иван Проклов!

— Кому доказать?

— Всем!

— Всем, кроме меня, — сказал Дмитрий Николаевич.