Вот тут Алексей Петрович говорил правду — как раз семь дивизий и оккупировали все православные земли Речи Посполитой, и этого вполне хватало, даже с избытком. В каждой после мобилизации, на которую потребовалось полгода, по двенадцать тысяч «служивых». Да еще кавалерия с казаками и иррегулярной конницей — татарами, башкирами и калмыками. Стотысячная армия по нынешним меркам силища неимоверная, Да «ливонцев» семьдесят тысяч — причем ничем не хуже русских полков воюют, пруссаков при Гросс-Егерсдорфе разгромили, и Померанию от них очистили полностью. Да и шведы тридцатитысячный корпус собрали, еще столько же союзных датских, голштинских и мекленбургских войск подкрепляют.
Двинуты с гетманщины реестровые и слободские казачьи полки, в которые массами повстанцев набрали, которые шляхту изгнали или вырезали — такие «милые» там нравы со времен казацко-польских войн. И это без малого семьдесят тысяч воинства, пусть не совсем регулярного, но на поляков злого, и кровушки их поцедившего изрядно. С пруссаками тоже драться будут, но больше грабить, куда без этого, зато Бранденбург от страха затрясется. Ведь там что такое «колиивщина» уже ведомо…
Глава 51
— От Комниных и Палеологов в моих жилах переданная кровь тоже течет. Мать прадеда моего, благоверного царя Михаила Федоровича, из боярского рода Ховриных — а те феодориты, княжеского рода, что Крым покинули, когда османы решили покончить с последним родом базилевсов, что остался властителями на осколке погибшей империи ромеев. Наследие отчее тридцать лет тому назад я возвратил, а уже месяц прошел, как вернул себе Трапезунд, столицу царства Понтийского, где императорская власть находилась, когда турки Константинополь захватили. И теперь я император Востока по зову крови и земли, по наследству веры своей и власти. И никто в том священном моем праве усомниться отныне не может, хоть Константинополь сейчас и под султаном. Но то временно, можешь мне поверить на слово. Войска у меня хватит, чтобы ужас на всех наших с тобою врагов навести…
Алексей Петрович сделал паузу — главное было сказано, и теперь Мария-Терезия должна будет признать его право на императорский титул рухнувшей триста лет тому назад в небытие Византии, которую, впрочем, здесь так никто не именовал, а использовали иное название, привычное — империя ромеев, или «Восточная империя». Или ни признавать, тогда ее собственные владения могут быть сильно сокращены в размерах в самое ближайшее время. Потеря Силезии неизбежна, как и произошло в реальной истории, и придется сдать Франции позиции на итальянской территории, и признать зону влияния за Людовиком не только на левом, но и на правом берегу Рейна. А ее супруг, выбранный императором как раз герцог Лотарингский, и ему такой предстоящий расклад нож острый прямо в сердце.
— Я отдам приказ фельдмаршалу Миниху — армия займет все левобережье Дуная, я имею в виду Валахию, Сербию и часть Баната. Там православное население, единоверцы, и я имею возможность защитить их силой оружия и взять под наше высокое покровительство.
Он прекрасно видел, что эти его слова вызвали сильнейшее неудовольствие у Марии-Терезии, но императрица стойко держала удар. Ведь сейчас эти слова для нее означали только одно — что она, как властительница Австрии и Венгрии, должна остановить продвижение на восток, где проживало православное население, что долгое время, много веков исторически находилось в составе Византийской империи. И его слова отнюдь не являлись блефом — фельдмаршал Миних чуть ли не рычал, когда ухватив куски от Валахии и Добруджи, ему запретили наступать дальше. Старик себя повел, словно голодный пес, у которого выхватили из пасти кость с кусками мяса.
Армия была готова — на Дунае было сосредоточено три корпуса в составе восьми дивизий пехоты с сильной конницей. Плюс молдавские войска из двух дивизий, подготовленные и вооруженные не хуже русских, и находившиеся в полной власти фельдмаршала. Еще две пехотные дивизии кораблями Черноморского флота были высажены десантом в древнем Понте — узкой полосе юго-восточного побережья, защищенной с юга труднопроходимыми горами. Потому Трапезундская империя продержалась долго, и лишь после взятия Константинополя, османы смогли вывести свои многочисленные галеры через Босфор в Черное море.