Прутский Декамерон-2, или Бар на колесах

– Так она же из этого поколения, из нового. А новое поколение и любит по-новому…

– Ты хочешь сказать, что и она… это…

– Успокойся, ничего я не хочу сказать, твоих жен я знать не знаю и в глаза не видел. Но спросить, пожалуй, стоило бы… ну, об ее отношении ко всему этому.

– Ты думаешь?

– Уверен. Только осторожно спросить, таким, знаешь, незаинтересованным тоном: «А что ты думаешь, дорогая, о том-то и том-то?»

– Да, тут ты, Савва, пожалуй, прав. – Степан, опустив голову, крепко и надолго задумался.

– А еще лучше, – воодушевился я, помолчав для приличия пару минут, – самому собственную жену развратить. Хотя бы для того, чтобы не дожидаться, когда это сделает кто-либо другой. Я всем друзьям это советую, без обиды только, может у вас в семье совсем все по-другому будет. Извини.

На часах было около двенадцати ночи, костер почти догорел, нас двоих окружал теперь почти полный мрак; все остальные проводники потихоньку разошлись по своим вагонам.

– Кто здесь будет Савва А-ов, – неожиданно раздался низкий гортанный голос у нас за спиной.

Не успели мы обернуться, как незнакомый мужчина в помятом сером костюме шагнул к нам из темноты, правую руку он держал в кармане. Говорил мужчина по-русски с сильным грузинским акцентом.

– Ну, я Савва А-ов, – отвечаю я, вставая с ящика и удивляясь его официальному тону.

Следом за первым перед нами возник еще один мужчина, и больно, словно щипцами, схватил меня за руку.

– Только без глупостей, руки перед собой, уголовный розыск.

– Чего вам, ребята? – спросил я, все сразу поняв.

– Руки давай, – повторил он, я исполнил требуемое, после чего на кистях защелкнулись наручники. Сразу стало некомфортно, больно и даже немного обидно, вроде как несправедливо со мной обошлись.

– Товарищи милиционеры, объяснитесь, мы здесь, можно сказать, на рабочем месте находимся. – Я старался говорить спокойно. – Я – материально ответственный, подписывался. Так в чем, собственно, дело?

– Обвинение мы предъявим тебе на месте, в РОВД, – услышал я в ответ. – А пока поедешь с нами.

– Но… я не понимаю.

– Мы тебе скоро все объясним. Иди вперед, к воротам. А ты с ним вместе работаешь? – спросил милиционер Степана.

– Да– а– а… – ответил тот. От растерянности Степа стал заикаться.

– Передайте начальству, что этот товарищ задержан, мы утром на завод перезвоним, сообщим дополнительно.

Сопровождаемый с двух сторон, я пошагал к воротам завода; дорогой спросил:

– Ребята, вы, мне кажется, ошиблись, не того взяли.

– Если ты Савва А-ов, тогда ошибки нет.

– Я это, я, только не понимаю, что происходит…

Ответа не последовало.

За воротами нас ожидала машина – простой «жигуленок». Один из сопровождавших сел за руль, другой со мной рядом сзади. Ехали мы довольно долго, пока не приехали к обычному в два этажа отделению милиции. В тесном прокуренном кабинете, где из мебели был только стол со стульями и сейф в углу, со мной остался один из милиционеров, другой сразу ушел.

– Снимите товарищ… офицер наручники, – попросил я.

– Гражданин капитан, – поправил меня милиционер.

– А мне нравится слово «товарищ». Снимите, я бежать не собираюсь.

– Кто тебя знает. Посиди пока что так.

Я сидел на жестком стуле, руки сковывали нелепые наручники, свет от сильной настольной лампы бил мне в лицо, оставляя моего собеседника в тени, и я отвечал на многочисленные вопросы, – все было как в кинофильмах про преступников или шпионов, но, как ни странно, – страха не было совсем.

«Наверное, – подумал я, – вот так же как я сейчас, себя чувствуют закоренелые преступники – не терзаясь муками совести, и пребывая в полной уверенности, что они правы».

Я рассказал капитану все, что делал с первой минуты своего появления в Грузии, вспомнил каждый свой шаг на заводе, поведал, как изо дня в день наблюдал за соревнованиями по дзюдо, перечислил десятка два фамилий известных грузинских дзюдоистов (хотел этим капитану понравиться), сказал также, чем занимался на базе после просмотра соревнований, что ел, с кем общался, во что был в это время одет, повторил каждое слово, перемолвленное с напарником, но насчет Мирчи, до которого в нашей беседе очередь дошла лишь часа через полтора, ничего не мог сообщить товарищу следователю.

Да, слегка повздорили, да, толкнул его (но ведь не ударил), а после того и до самого дня его отъезда, то есть до понедельника утром, и в глаза не видел.

– Может, он и получил от кого-то по морде, товарищ капитан, – поделился я с милиционером. – Так это из-за своего плохого характера. Между нами скажу – говно человек.

– Вы же здесь земляки, и находитесь в чужой республике, как ты можешь так говорить? – усмехнувшись, спросил капитан.

– Да рад бы по-хорошему, даже по-братски с ним общаться, но, к сожалению, могу лишь повторить: Мирча – плохой человек, и к тому же конфликтный.