Прутский Декамерон-2, или Бар на колесах

Четвертовальное, для секса идеальное.

Кресло № 2:

Членовредительское, для смеха гомерического.

Окно:

Тут кричи, иль не кричи – не услышат вас в ночи.

Выход на балкон:

Здесь лета{те}льный исход; выход тут имеет – кто летать умеет.

Усаживаясь в кресло № 3, под названием: «Войди в меня», я его спросила:

– Скажи мне… Шурик, а девок ты трахаешь? – Я ему выдала это прямо в лоб. Мне всегда интересно такие вопросы задавать, люблю мужиков шокировать.

– А что… тебе Кондрат разве не сказал? – промямлил он.

До чего же все-таки все эти мужики противные! Еще и извращенцы среди них попадаются. Этот хоть для окружающих не опасен – тихо сам с собою… при случае надо будет в медицинской энциклопедии про онанистов прочитать.

– Сказал, – кивнула я, – только я не понимаю, как это?

– Ну, я, это… сам себя удовлетворяю.

– Ну так давай, занимайся своим делом, – говорю я весело и устраиваюсь в кресле поудобнее. – А я посмотрю.

– Не-а, я не могу так… я должен видеть.

– Что «видеть»? – начинаю раздражаться я.

– Ну, фотографии там, журналы какие-нибудь. Или женское тело, чтобы голое было.

Этот придурок стоит и ковыряет ногти, точь-в-точь как тот, который из «калинарного» техникума. Он еще часто по телевизору выступает. Во, вспомнила: артист Геннадий Хазанов.

– Где же я тебе эти фотки возьму? – говорю я этому балбесу непонятливому. И вдруг мне в голову приходит шальная мысль, уж очень мне хочется посмотреть, как он это будет делать. Упражнение под названием рукоблудие. И говорю ему ласково: – А если я разденусь, тебя это устроит?

– Да, это меня заводит.

«Счастливый, твою мать, а вот меня уже давно ничего не заводит». А он что-то там продолжает говорить: «…Только меня не тянет на секс…». Слышу, как он произносит это слово – с каким-то даже испугом.

Я начинаю раздеваться и наблюдаю за его реакцией. Ничего. Внешне – ноль эмоций, хотя глаза его так и бегают по моему телу – ощупывают. Здорово, как же это будет-то? Ни разу ничего подобного не видела и даже не представляла себе. Я, кстати, и член-то в своей жизни толком не видела, не имела возможности рассмотреть, разве что по медицинским учебникам. Зато я хорошо изучила психологию этих скотов-мужиков. Эгоисты они все. А этот еще и…

– Слышишь, а кто эти все надписи кругом понапридумывал? – спрашиваю я, снимая с себя через голову юбку.

– Это все Савва, – оглядывая комнату, отвечает он и при этом улыбается. – Мне, например, нравится. Здорово написано.

И этот тоже про Савву. Мужская солидарность, как же. Я разделась до конца, сняла лифчик, затем трусики и бросила их ему, Шурику. Сама не знаю, что на меня нашло. Дурь, бабская блажь.

– Трусики только мне смотри не запачкай! – говорю я ему, после того как он их поймал.

– Потанцуй, пожалуйста, Яна, – просит он, и опять улыбается, дурачок, во весь рот.

Я встаю и делаю несколько танцевальных па, затем направляюсь к кровати. Над кроватью здоровенная такая картина-фотография, метр на метр. Пригляделась. Батюшки! Это ведь позы всякие сексуальные, вот он ее так и эдак имеет, а вот она его…

– А что это за рисунки? – спрашиваю я Шурика.

– Камасутра называется, – отвечает он. – Все 84 классические позиции.

Я даже не засмеялась на его слова, просто хмыкнула. Взгляд мой, пробежав по картинкам, возвращается к надписи над кроватью:

«Инквизиторский станок, преподам вам здесь урок».

Это кто же, интересно, мне собирается урок преподавать, подумала я, залезая под одеяло и оглядываясь на этого онаниста, на Шурика.

Ой, что это с ним? Черт, он идет прямо ко мне, а глаза у него теперь не добрые, а такие… злющие, как колючки. Подходит ближе, и я вижу его устремленные на меня свинцово-голубые глаза. Боже! В руке у него ремень. Такой широкий, кожаный. Солдатский, кажется, называется.

– Ты что… Шурик… я пошутила… оставь это… ты… ты меня что, бить собираешься?

Он, ремнем стегая себя по руке, подходит вплотную к кровати. А ведь он садист, вдруг понимаю я к своему ужасу, а никакой не онанист.

– Иди, Яночка, ко мне, – я слышу его голос будто издалека, хотя он стоит всего в шаге от меня. – Давай сюда свою попку. Я буду тебя лечить.

«Лечить», – уловила я последнее слово. – От чего, Шурик, меня, по-твоему, надо лечить?

– От излишнего самомнения, – говорит. Нахалюга. А тон, тон какой!

– Зачем, Шурик? Пожалуйста, не надо! – мой голос предательски дрожит. Вот это я влипла, блин. Ну и сволочь, этот Кондрат! Подставил меня. А этот тоже хорош, каким-то образом всю мою волю парализовал.

– Я не Шурик, – говорит он, поигрывая в руке ремнем.

– Ты… Савва? – догадалась я. Судорогой по телу пробежала волна страха. Припоздала я, однако, с догадками.

– Да, я Савва, – говорит он. – Давай-ка сюда свою задницу, а то хуже будет.