Потом в моей жизни был еще один этап, очевидно возрастной, когда нам перевалило за двадцать, мы с моим товарищем еще по школьной скамье Серегой Березкиным, проживающим прежде в Кагуле, а теперь в Кишиневе, в течение довольно продолжительного времени (тогда я еще мог приезжать в столицу каждые выходные) интенсивно знакомились с местными забегаловками, кафе, буфетами, шашлычными, и заодно с бильярдными, а также со всеми имевшимися в городе залами игровых автоматов. Иногда нам также удавалось попасть в гастролировавший в Кишиневе чешский луна-парк или цирк, и тогда я считал, что время было потрачено интересно и с пользой.
Ну, а теперь в моей жизни наступил следующий, очередной этап, когда, приезжая в Кишинев, я посещал исключительно злачные места, при этом выбирая лишь те, где прилично обслуживали и вкусно кормили.
Не слишком мучаясь вопросом, куда именно на сей раз податься выпить и повеселиться, мы с Кондратом брали туристический проспект и зачитывали незнакомое нам прежде название предприятия общепита таксисту, который тут же отвозил нас в требуемое место. Однако уже через год мы вынуждены стали повторяться, так как общепитовские «достопримечательности» проспекта к тому времени были нами полностью исчерпаны. Ну, а в то место в лесу под Кишиневом, где «достоверно» А.С.Пушкин пил из местного источника воду кружкой, причем кружка та, пристегнутая металлической цепочкой к металлическому же столику, странным образом сохранившись до нашего времени, тоже имелась в наличии, я, при всем моем уважении к Александру Сергеевичу, ехать не собирался.
Итак, мы с Кондратом, наслаждаясь хорошей погодой и чистым свежим воздухом, обладая неограниченным свободным временем, отправились бродить по центру города, не забывая по ходу дела обсудить внешние данные почти всех встреченных нами девушек и молоденьких женщин, а они, по всеобщему признанию мужчин Советского Союза, были здесь прехорошенькие, не зря ведь Кишинев чуть ли не официально считается всесоюзным «городом невест». По прошествии двух-трех часов, утомившись прогулкой, мы стали искать пристанища, где можно было бы посидеть и отдохнуть, и в результате этих поисков у нас хватило сил добраться лишь до расположенного в полуподвале жилого дома питейного заведения, о чем свидетельствовала привлекшая наше внимание огромная вывеска, установленная в торце здания. Заведение, как было указано на вывеске, оказалось коктейль-баром; и мы, не сговариваясь, остановились перед входом.
Я взглянул на часы: время для посещения подобных заведений было не совсем подходящее – всего лишь полдень, но двери в бар были гостеприимно распахнуты, а внутри призывно звучала легкая музыка.
– Зайдем? – спросил Кондрат, тоже посмотрев на часы. – Посмотрим, что представляет собой этот бар, так как мы знакомы уже со многими.
– Ну что ж, зайдем, пожалуй, – согласился я. – Заодно посмотрим, чем тут занимаются наши коллеги, на чем они, так сказать, лавэ наваривают. Кстати, и кофейку выпьем.
Войдя, мы сразу поняли, почему входные двери были распахнуты настежь – помещение проветривалось.
– Гужбан, видать, по вечерам здесь бывает неслабый, – сказал я Кондрату, когда нам в нос ударило смешанным запахом испарений алкоголя, табака, духов и пота. Впрочем, для нас с коллегой этот запах был как бы составной частью бытия, мы с ним давно свыклись и даже, пожалуй, сроднились.
Миновав низкий вход, для чего Кондрату пришлось нагнуться, мы попали в полутемный зал, в глубине которого виднелась высокая темного дерева стойка бара. Посреди нее возвышалась кофеварка с множеством чашечек и блюдец на ней. Бармен тоже наличествовал, вернее за стойкой мы увидели даму, барменшу. Это была пышная блондинка лет 30-ти с небольшим – я сразу представил себе, что на ее широкой и высокой груди, туго обтянутой белой форменной накрахмаленной курткой, можно было без труда разместить стоя в ряд бокалов шесть шампанского. Но вместо них на одной из двух объемных выпуклостей при ближайшем рассмотрении я обнаружил небольшой желтый с коричневым значок, где значились имя и должность его хозяйки.
При виде этого знака мне вдруг вспомнилось, что в одно время я тоже хотел приобрести себе такой же отличительный знак, но потом передумал: меня в нашем городе и без таблички все знают, а на выход его не прицепишь, это же не значок мастера спорта СССР, который некоторые сельские парни, не имеющие каких-либо спортивных достижений, покупают на кишиневском рынке за тридцать рублей, а затем с напускной гордостью носят.
Подойдя к стойке, мы с Кондратом вежливо поздоровались, и я с невинным видом обратился к барменше:
– Будьте добры, барышня, поднесите знак поближе, я хочу прочесть ваше имя.
Я даже привстал на цыпочки, словно норовя заглянуть барменше в прорезь курточки, или действительно собираясь прочесть написанное в табличке – мое движение любой сторонний наблюдатель мог расценить по-своему, в меру своей, как говорится, испорченности.
Кондрат тем временем уселся на пуфик и с интересом принялся глазеть по сторонам, изучая бар.