Пружина для мышеловки

В тот день он решил подняться на Хаусберг, покататься на самых умеренных, «красных» спусках и подольше посидеть в ресторанчике на открытом воздухе, позагорать и почитать. Книжка была какая-то увлекательная, Ситников открыл ее накануне и с трудом оторвался, теперь ему не терпелось узнать, что же дальше, но и жертвовать лыжами не хотелось. Он решил решил совместить оба удовольствия, сунул книжку в рюкзак, поставил взятую напрокат машину на огромной парковке перед подъемником, сменил кроссовки на тяжеленные горнолыжные ботинки, купил билет и отправился наверх.

Он вышел из подъемника и сразу ощутил привычную захлестывающую радость от упругого бело-голубого простора, наполненного воздухом, который можно пить, как воду. Было совсем рано, всего начало десятого, и народу на горе было пока немного. Ситников рассчитывал покататься, пока нет толпы, а через час-полтора устроиться за одним из стоящих прямо на снегу длинных деревянных столов, попросить чаю с апфельшьтруделем, горячим яблочным пирогом с мороженым и взбитыми сливками, раскрыть книжку и насладиться увлекательным сюжетом.

Надев лыжи, он легко заскользил в сторону ресторана, где стояли закрывающиеся шкафчики, в которых можно оставить рюкзак. Проезжая мимо медпункта, он заметил девушку, сидящую на скамейке. Ярко-красный комбинезон расстегнут и частично снят, на высвобожденной руке – лангета. Лицо у девушки было бледным и расстроенным, на глазах блестели злые слезы. Вячеслав Антонович понял, что она приехала, вероятно, с первым подъемником, который начинает работать в половине девятого, успела съехать один раз и травмировала руку. «Вот бедолага, – с сочувственной усмешкой подумал он, – наверное, начинающая, специально в такую рань поднялась, чтобы покататься, пока склоны пустые, и сразу же упала.» И только потом почувствовал, как внутри все сжалось и взорвалось с такой силой, что чуть слезы из глаз не брызнули. Ему было отчаянно жаль эту девушку, сидевшую в грустном и злом одиночестве, и захотелось сказать ей что-нибудь утешительное. О том, на каком языке сказать, Ситников даже не задумался, соотечественников он распознавал мгновенно и безошибочно. Девушка в красном комбинезоне была, без сомнения, русской.

Уже потом, когда они вместе сидели в ресторане, подставив лица солнцу, он разглядел ее как следует. Да, красивая, но таких красивых в Москве – пруд пруди. И все-таки что-то было в ней такое, что заставило Вячеслава Антоновича заговорить с ней не только о погоде и неудобствах, связанных с травмой руки. Олеся приехала в Гармиш со своим бойфрендом, ей было двадцать два года, и отдых на горнолыжном курорте, к тому же отнюдь не дешевом, представлялся ей весьма крутой забавой. Будет о чем девчонкам рассказать. Уроки катанья она брала в Подмосковье, в настоящих горах оказалась впервые, каталась плохо, но это бы ничего, на любой горе полно «чайников» и нет ничего зазорного в том, чтобы выглядеть неуклюжим, осторожным и неумелым. Хуже другое. Ее бойфренд, хотя и привез своих лыжи (твердил, что брать напрокат – это плебейство), но подниматься на гору что-то не рвался. В первый день заявил, что нужно отоспаться как следует, а на второй выяснилось, что он договорился с какими-то живущими в Мюнхене приятелями-москвичами о совместном отдыхе, который заключался в том, чтобы целыми днями ходить по барам и ресторанам, накачиваться пивом и дегустировать местную кухню. Олеся пива не любила, но еще больше она не любила запах пивного перегара и нетрезвый храп на соседней подушке. Она терпела целую неделю, проводила время вместе со всеми, улыбалась и старалась быть милой, после чего махнула рукой на своего пивного любовника и решила отправиться на Хаусберг самостоятельно. Ситников хорошо чувствовал время, его внутренние часы отмеряли время бесперебойно, поэтому он оказался прав: Олеся действительно приехала с первым подъемником и упала на первом же спуске.

Вячеслав Антонович знал, что выглядит для своих пятидесяти двух лет просто замечательно, моложав, строен, густоволос, широкоплеч, и еще он знал, что абонировать на оставшиеся дни эту девочку не составит для него никакого труда. Она была умной, в меру циничной и очень трезвой, и в ней Ситников узрел родственную душу. Все было очень славно: разговоры, кофе, горячий глинтвейн для Олеси, быстрый умелый флирт, стремительный и прямолинейный (ибо каждый точно понимал, чего хочет), и к моменту, когда они вместе спустились вниз и подошли к машине Ситникова, осталось только обсудить детали.

– В каком отеле ты живешь? – спросил он.

– В «Ротер Хане».

– Отлично. А я – в «Партенкирхнер-Хофе», это в двух минутах ходьбы. У меня сьют – гостиная и спальня с двухместной кроватью, так что нужно только доплатить за твои завтраки. Сама сможешь собраться, или тебе помочь?

– Ты хочешь, чтобы я бросила своего кавалера и переехала к тебе?