Пружина для мышеловки

И что? А ничего. Ничего такого эдакого в принесенных Семеновым материалах не оказалось. Падение с высоты, смерть наступила мгновенно. Личность погибшей установлена, родилась в 1951 году, уроженка Московской области, после окончания школы и до трагической смерти работала на фабрике «Красный Октябрь», несколько раз участвовала в творческом конкурсе на поступление в Литературный институт и на факультет журналистики МГУ, но принята не была. Всё. И всё дословно сходилось с тем, что уже и без того было известно. Ни одного нового факта, ни одной зацепочки. Но ведь Генпрокуратура… Нет, что-то тут не то. С каких это пор следователи такого высокого уровня занимаются самоубийствами простых рабочих с фабрики? Если бы покончил с собой член ЦК или министр – тогда понятно, а тут что? Ответ напрашивался сам собой. Дело не в личности погибшей девушки. Дело в личности ее убийцы или человека, доведшего ее до суицида. Ее нужно было спасать любыми средствами, он – птица такого полета, что дело забрали в самую высокую инстанцию и поручили самому доверенному следователю, который не наделает глупостей.

Вывод меня не порадовал. Конечно, у нас уже давно все перестроилось и стало по-другому, но я человек трезвый и понимаю, что если в смерти Шляхтиной повинен, прямо или косвенно, кто-то заметный, то фиг мне дадут сегодня это раскопать. Конечно, двадцать девять лет – срок немалый, но, если вдуматься, не такой уж большой, и человеку, которому тогда, в семьдесят шестом, когда погибла Шляхтина, было не больше сорока, сегодня не больше семидесяти, и он почти наверняка еще жив. А если он был ее ровесником, то есть сынком какой-нибудь партийно-правительственной шишки, то нынче он вообще цветущий мужик на пике служебной или деловой карьеры. Ну и что вы думаете, позволит он мне выставить его убийцей? Как же, разбежался.

Но найти его все равно надо, потому что он может знать, какие отношения связывали Елену и Личко и зачем она «это сделала». Пинчук полагал, как мне сказал Мусатов, что Елена дала против Личко ложные показания, на основании которых он и был осужден. Но возможно, она сделала и что-то другое. Я записал на отдельном листочке фамилию следователя, который вел дело. Пусть Семенов его разыщет, если тот еще жив, конечно. Только предварительно нужно получить согласие Мусатова, ведь платить-то за работу придется ему.

А Шляхтина-то была поистине красавицей, если верить фотографии, которую Семенов тоже переснял. Правда, на ксероксе, поэтому эффект не тот, но и этого достаточно, чтобы судить о внешности загадочной девицы. И при такой красоте она одевалась на зарплату рабочего отнюдь не самой высокой квалификации. То есть, проще говоря, одевалась она не интересно, по возможностям, потому что на «интересные» вещи у нее не было денег: спекулянты драли втридорога. Могу себе представить, как бешено завидовала она своей подружке Майе Истоминой, которая при довольно-таки заурядных внешних данных выглядела, как картинка, в импортных шмотках, купленных папой в закрытом распределителе.

Я еще раз пролистал материалы, теперь уже более внимательно. В первый-то раз я смотрел только те документы, где могло содержаться объяснение такого внимания Генпрокуратуры к скромной рабочей с кондитерской фабрики. Сейчас я уже читал все подряд, в том числе и заключение посмертной судебно-психиатрической экспертизы, где было сказано, что погибшая Шляхтина Е.В. имела отягощенную наследственность (ее мать страдала маниакально-депрессивным психозом и неоднократно подвергалась стационарному лечению в психиатрической больнице, выписка из истории болезни и справка из психоневрологического диспансера прилагаются); что сама Шляхтина перенесла в возрасте 16 лет черепно-мозговую травму, следствием которой являлись систематические мигренеподобные боли, лишавшие ее трудоспособности (выписка из амбулаторной карты поликлиники, где во время работы на фабрике наблюдалась Шляхтина, прилагается); что родной брат Шляхтиной тоже страдал психическим расстройством и покончил с собой на несколько месяцев раньше сестры, в декабре семьдесят пятого года (документы прилагаются). Документы, которые «прилагались», я даже смотреть не стал. Мне было очевидно, что документы эти липовые и что все это состряпано, дабы убедить всех в психическом нездоровье девушки, которая внезапно впала в тяжелейшую депрессию и наложила на себя руки. То есть бросилась с крыши многоэтажного дома. Правдой из всего этого было только одно: у Шляхтиной перед выпускными экзаменами случилось сотрясение мозга, о чем она сама рассказывала соседкам по общежитию, и ее периодически мучали головные боли, такие сильные, что ей давали больничный.