Прыжок

Вернер смотрел в окно широко распахнутыми глазами, с руками на подлокотниках, в завязанном переднике и с улыбкой на губах, будто ему только что пришла в голову идея. Он не моргал, не шевелился. Тереза тут же все поняла. Она схватила край своего передника и уткнулась в него лицом.

— Вернер, — сквозь слезы произнесла она в передник. — Вернер. — Она склонилась над ним, прикрыла ему веки, поцеловала в висок и в обгоревший нос, в левый уголок рта, где улыбка была отчетливее всего.

— Вернер, — снова и снова повторяла она, — Вернер. — Других слов не было ни на ее устах, ни в этой комнате, ни в целом мире.

Феликс

Когда они с Каролой спустились на площадь, фельдшеры уже заталкивали женщину на носилках в карету скорой помощи. Случайно или намеренно она спрыгнула на подушку? Она еще помнила, где находилась подушка? «Надеюсь, — думал Феликс, — надеюсь, она не собиралась упасть на асфальт». Веревка, сдавливавшая ему живот, немного ослабла. Стрижи с визгом носились вдоль стены дома, будто повторяли прыжок женщины. На площади было практически пусто. Рядом со спасателями стояли парень в велотрико и его друг, сонно потиравший глаза. Репортер RTL с надувной подушкой на шее тоже был тут. Он судорожно ходил по площади в поисках пригодного места для прямого включения. Оператор до сих пор настраивал оборудование, так что он никак не мог снять прыжок. Феликс ощутил в животе волну ликования. Хотя бы так. По крайней мере, она переиграла всех. Только складные стулья и разбросанный мусор напоминали, что здесь на протяжении двадцати часов стояла масса людей. Ветер тащил по брусчатке ворох пластиковых оберток, поднимал вверх по колено и снова бросал. В конце переулка Феликс увидел машину Блазера с включенными спецсигналами. Раз — и веревка на животе снова натянулась.

— Что с ней теперь будет? — Парень в велосипедном трико внезапно возник прямо перед Феликсом, бледный, с красными глазами. — Финн Хольцер, — назвался он. — Вы были вчера, когда я на крыше, ну, когда я пытался… — Движением руки он стер с губ неприятные слова. — Можно мне поехать с ней? — Он указал на скорую, дверцы которой все еще были открыты; Мануэле Кюне оказывали там первую помощь. Ее терракотовые ступни ярко контрастировали с белой простыней.

Феликс помотал головой.

— Мне жаль, — сказал он. — Боюсь, вам придется набраться терпения. Насколько я знаю, ее сперва положат в психиатрическое учреждение. До выяснения всех обстоятельств к ней никого не пустят.

Глаза парня заблестели.

— Кто-то запер ее на балконе. Это не вина Ману, — сквозь слезы сказал он.

Феликс нахмурился. Он слышал об этом впервые.

— Она рассказала об этом ему. — Парень указал на Блазера, который тем временем вышел из машины и поспешил к телекамере. — Вроде как тут только две квартиры с балконами, до хозяев не удалось дозвониться.

Феликс стиснул зубы. Как это похоже на Блазера.

— Я разберусь, — ответил он. — Я вам обещаю. Если все так и было, мы это выясним.

Парень с облегчением кивнул. Феликсу даже захотелось обнять его.

— Ступайте домой и поспите. Все уладится, — сказал он скорее самому себе, чем Финну Хольцеру. Тот прижал рюкзак к груди и потерянно озирался, будто забыл, откуда пришел.

Лужайка перед домом была мокрая от росы, ботинки Феликса потемнели, пока он шел по траве. Он сорвал с куста пион, бутон которого еще не раскрылся. У входа на крыльцо стянул обувь. Из цветка на его ладонь выполз муравей. Феликс не стал его смахивать. На цыпочках прокрался на кухню. Открыл морозилку, достал кубик льда, положил его в рот и разгрыз. Блаженство.

— Тебя долго не было.

Феликс вздрогнул. Моник сидела на полу у двери ванной комнаты в сорочке с ананасом и открытой пачкой шоколадного печенья на коленях. Она выглядела усталой.

— Ты же сидишь на полу, — сказал Феликс, будто она сама не знала этого.

Моник взяла пачку печенья, ухватилась за дверной косяк и встала.

— Я все слышала в новостях. — Она указала на радиоприемник возле раковины.

Феликс положил пион на стол, достал из шкафа вазу и наполнил водой. Поставил цветок в воду. Муравей ползал по предплечью. Руки Феликса дрожали, он обхватил ими вазу.

— Я скучаю по тебе, — сказала Моник. — Мне кажется, будто ты толком никогда не возвращаешься домой.

Он вывернул руку. Муравей куда-то исчез. Феликс подошел к Моник и положил правую ладонь ей на живот, туда, где ткань сорочки натягивалась сильнее всего.

— Просто в последнее время слишком много всего навалилось.

Моник положила свою ладонь поверх его.

— Он спит.

Они простояли так некоторое время, пока Моник не высвободилась из его объятий.

— Я устала, — сказала она.

Он слышал, как она ступает босыми ногами по лестнице, потом стало тихо.

Феликс согнулся и достал из-под раковины ящик с инструментами. Тихонько спустился в подвал, где на жестяном столике все еще лежал фен.

Астрид