Прыжок

– Мы сами не до конца понимаем, мы не физики, – улыбнулся Горчаков. – Но… если условно… это что-то вроде извилистой трубы со стенками из абсолютного ничто. Корабль летит по трубе с условной скоростью, которая даже не влияет на время прохождения. Время нахождения в трубе – случайная величина, после входа её уже не изменить, через четверо с половиной суток мы…

– Что внутри червоточины? – перебил Криди.

Горчаков осёкся.

– Ну… вакуум.

– Просто вакуум? Как в космосе?

– Там абсолютный вакуум, – вмешался в разговор Марк. – Ни в космосе, ни в лабораторных условиях такого добиться невозможно. Абсолютная пустота, единственные материальные частицы в нём те, что отделяются от нашего корабля.

– Ну? – спросил Криди. – Если выйти из корабля, присоединить кабель к одному повреждённому эмиттеру, протянуть к другому… Там жарко?

– Там никак, – ответил Марк. – Там абсолютный нуль. Там нет даже реликтового излучения. Если ты хочешь использовать низкотемпературный проводник, то он мгновенно нагреется…

Марк на миг замолчал.

– Ошибка. Мы находимся в червоточине в состоянии условного движения. Любое излучение будет рассеиваться.

– Кто-то выходил из корабля в червоточине? – спросил Горчаков. – Я уверен, что кто-то пробовал!

Криди мысленно согласился. Люди были чудовищными авантюристами, даже большими, чем «дети солнца».

Коту это нравилось.

– Задокументировано три выхода, – мгновенно ответил Марк. – Все с научными целями. В двух случаях астронавты вернулись назад, через двадцать одну и сорок шесть секунд, жалуясь на панические атаки, дезориентацию и потерю ощущения времени. В третьем случае, после двухминутного пребывания вне корабля, журналист, добившийся права на репортаж из червоточины, отстегнул фал.

– И что с ним стало? – заинтересовался Криди.

– Унесло назад, конечно же. Отстегнувшись и потеряв материальную связь с кораблём, он утратил момент движения. После этого выходы в червоточину были признаны психологически невозможными.

– Мы полагаем, что червоточина – не просто труба из ничто с абсолютным вакуумом внутри, – сказала Ксения. Она тихо подошла к мужчинам и теперь смотрела на Криди с явным любопытством. – Червоточина – это нечто особое. Человеческий разум не выдерживает такой пустоты… Марк, а что твои боты?

– Для подобной задачи нужен полноценный искин и крупный бот-андроид, – ответил Марк. – У меня такого нет. Кстати, корабельные искины неоднократно вносили предложение о таком оборудовании!

Криди посмотрел на Горчакова, потом на Ксению. Улыбнулся, скаля острые зубы.

– Мы не очень любим пустоту. Но ведь кисы ещё не пробовали выходить в ничто?

– Рискнёшь? – спросил командир.

Криди фыркнул.

– А что остаётся? Кстати, можно было сразу сказать, что именно вы придумали, а не мучать бедного кота!

– Я же говорил, что он очень умный, – с гордостью повторил Горчаков и протянул Криди руку. – Идея не моя, её предложила Мэйли. Но мы пойдём вместе, кот. Вряд ли я рискну отдалиться от шлюза, но хотя бы смогу тебя страховать.

Глава десятая

Из шлюза всё выглядело… ну, скажем так, терпимо. Чернота (не темнота, а именно чернота), но в космосе можно увидеть и такое – если посмотреть на неосвещённую сторону необитаемой планеты.

Горчаков шагнул из шлюза – и мир перевернулся. Вполне ожидаемо, Марк подготовил отчёты тех исследователей, что покидали корабли в червоточине, но всё равно это было странное ощущение.

Внутри червоточины отсутствовала гравитация, как не было ни материи, ни энергии, ни скорости. Всё было иллюзией, но обретшей реальность.

И то, что он сейчас испытывал – притяжение тела к поверхности «Твена», – тоже было иллюзией. Несущийся (условно) в червоточине корабль притягивал (условно) Валентина к своей поверхности, будто настоящая планета.

Очень странно…

Страховочный фал, с вплетёнными в него кабелями связи, подачи энергии и кислорода, тянулся от пояса Горчакова в люк. Механизм отсоединения фала предусмотрительно испортили ещё в шлюзовой, Валентин был намертво соединён с кораблём, и это, что уж греха таить, успокаивало.

Командир стоял на поверхности корабля, местами стеклянистой, местами из серого металла и белой керамики. Где-то под внешней обшивкой шёл силовой корпус, прятались датчики, генераторы, люки для выпуска исследовательских дронов, закрытые сейчас сопла вспомогательных двигателей. Горчаков видел и широкую сверкающую полосу там, где Мегер ухитрилась прижать корабль к стенке червоточины. Позади, над кормой, нависала «тарелка» Ауран, плотно прижавшаяся к корпусу «Твена». Верхняя полусфера «Несущей ужас и раскаянье врагам, радость и торжество друзьям» была равномерно усеяна выпуклыми линзами иллюминаторов. Ауран почему-то предпочитали видеть космос воочию, а не через экраны. Обычно эти иллюминаторы слабо светились, но сейчас были непроницаемо тёмными.

Командир отвернулся. Ломиться в корабль Ауран было бессмысленно, он не откроет люки.

Саму червоточину Горчаков тоже видел.