Сквозь двойные матовые стекла в номер проникали приглушенные звуки лондонского утра: отдаленный гул машин, сигнализация, скрежет отбойного молотка, крики. Она не знала, который час; собственно говоря, ей было все равно: Алека заберет из школы мать его одноклассника; он останется в их доме до тех пор, пока Вера за ним не заедет.
Она не помнила, чтобы в ее жизни происходило нечто подобное. Ей впервые было так хорошо, так спокойно. Наверное, она должна была бы испытывать раскаяние оттого, что лежит в постели с чужим мужчиной, однако сейчас это казалось ей самым естественным, прекрасным и успокаивающим состоянием.
– Я твой врач, – негромко проговорил Оливер. – Предполагалось, что я буду тебя лечить, а не спать с тобой.
– По-моему, ты только что меня исцелил, – прошептала она. – Мне лучше. Никогда еще мне не было так хорошо.
Он поцеловал ее в глаза; от постели шел пряный мускусный запах любви. Она глубоко вдохнула.
– Ты только что пустила по ветру восемь лет целибата, – сказал он.
– Настоящее уголовное преступление.
– Что – нарушение обета безбрачия?
– Нет. Целибат для такого любовника, как ты.
В ее мозгу молнией мелькнуло: «Мы не предохранялись!» Однако она не расстроилась, а, наоборот, обрадовалась.
Она снова поцеловала Оливера, и он улыбнулся в ответ, но тут же его лицо омрачилось. Он по-прежнему смотрел на нее, но больше ее не видел, словно какой-то фильм раскручивался у него в голове или он путешествовал в параллельном мире, где Харви Кэбот был еще жив – скажем, находился в Швейцарии и делал доклад о ядерной физике, а не лежал в морозильнике морга, вскрытый полицейским патологоанатомом, с биркой на большом пальце ноги.
Вера закрыла глаза и попыталась отыскать свой параллельный мир или вселенную, куда она могла бы провалиться и увидеть обновленную версию себя, другую Веру Рансом, которая только что занималась любовью с Оливером Кэботом. Веру Рансом, которая была полностью здорова, а не умирала от страшной болезни. Веру Рансом, в чей организм не впивается банда свирепых бобовидных амеб. Она пыталась отыскать параллельный мир, где она бы прожила много лет и увидела взрослого, женатого Алека, увидела бы внуков. Мир, где она могла бы строить жизнь с человеком, в чьих объятиях она сейчас лежит и с кем ни за что не хочет разлучаться.
– Я люблю тебя, – сказала она.
Оливер сжал ее плечо в молчаливой признательности.
Она спросила:
– Тебе тяжело возвращаться домой?
– Домой? – Его голос звучал как будто издалека.
– В квартиру на Лэдброук-авеню.
– Место преступления.
До Веры не сразу дошел смысл его слов.
– Значит, тебя просто не пускают туда?
– Весь дом опечатан. Мне разрешили ненадолго подняться в квартиру в сопровождении полицейского – забрать кое-что нужное. Сказали, я смогу вернуться домой не раньше чем через неделю. Правда, не знаю, захочу ли я возвращаться.
– Ты… то есть у них есть версии, кто мог убить Харви?
– Если они и подозревают, то меня в известность не ставят.
– Кем был тот, второй?
– Частным детективом. Несколько лет назад имел пару приводов за хулиганство. Раньше служил вышибалой – кажется, в ночном клубе. В общем, что называется, со дна жизни. Трудно понять, что связывало его с Харви. – Оливер выпустил ее руку и приподнялся. – Полицейские говорят, возможно, преступник обознался. По всем признакам, там действовал профессиональный киллер. Меня спрашивали, есть ли у меня враги.
Глаза их встретились; на Веру словно наползла огромная тень. Да, подобная мысль пришла ей в голову сразу после того, как она вчера увидела новости.
– Росс вспыльчив, – сказала она, – но вряд ли он…
– Я вовсе не имел в виду… – начал было Оливер, но Вера перебила его:
– Несколько лет назад Росс купил дробовик, потому что нам угрожало нашествие кроликов – они пожирали траву и рыли газон. Но стреляет он очень редко и только по кроликам.
– Вера, послушай, я вовсе не собирался…
– В первую минуту я как раз подумала о нем. Но я хорошо его знаю. Он способен превратить мою жизнь в ад и бить меня, но вряд ли способен убить человека. Он врач, причем врач от Бога. Пару месяцев назад у него на столе умерла пациентка; когда он приехал домой, он плакал. В душе он ребенок, ребенок, которому всегда не хватало любви.
– Большинство психопатов – это люди, которых недолюбили в детстве.
– Только не Росс. – Вера покачала головой. – Он может быть каким угодно, но я не думаю, что…
Оба замолчали; они чувствовали себя не столь свободно, как несколько минут назад.
Но почему ей так кажется? Потому что так и есть на самом деле?
Или потому, что так проще?
75
Росс стоял в телефонной будке на Мэрилебон-Хай-стрит. Его окружали наклейки и визитные карточки с телефонными номерами шлюх.
«Сакки: восточное наслаждение – чувственный массаж».
«Мисс Строгая. Дисциплина».
«Девятнадцатилетняя блондинка, датчанка. Недавно в Лондоне».