Прыжок с кульбитом и валидолом

— А синяк на скуле — об косяк двери ударился? — одну за другой Коля достал из пакета бутылки, улыбка вдруг погасла. — Недопитую помню, а это что, вправду «Ахтамар»?! Не верю собственным глазам…

Банки с творогом, сметаной и маслом, появившиеся следом, доконали его окончательно. Сильнее, чем литр красной икры. Запеченную курочку Уваров разворачивал из хрустящей фольги с каменным лицом.

— Мне надо посидеть, — несколько наигранно, но все-таки с чувством сообщил Коля, вооружившись чайной ложечкой. — Умеешь ты выбить из колеи.

— А меня вот зигзаги доставки сюда удивили, — деловито выкладывая на тарелку заранее нарезанный язык, я на Уварова не смотрел. — К чему такая секретность? Большой Брат не дремлет?

— Он никогда не спит, — Коля сопел, изучая пробку и донышко «Ахтамара».

— И чего ты боишься? — невольно оглянулся на гудящий портфель.

— Я свое уже отбоялся, — вздохнул Коля. — Засветился с этим расследованием по самые помидоры. А вот тебя надо поберечь. Ну, если хочешь до конца разобраться.

— Хочу, — оперевшись на костыль, я вышел из беседки. — И у меня есть вопросы.

Ухоженные фруктовые деревья радовали близким урожаем, а солидная делянка краснела клубникой.

— Красота, — заметил я. — Клубнику пора собирать.

— Дача не моя, и меня здесь как бы нет, — улыбнулся Уваров. — Но раз пора собирать — вечером внуков пригоню, будет им праздник живота. Со сметаной деревенской! Она жидкая совсем. Недавно сбили?

— Свежак, — подтвердил я. — Экологически чистый.

Больничка лысого доктора потребляла молочную продукцию в неимоверных количествах, причем большую часть расхватывал персонал во главе с заведующим, Кареном Осиповым. Черная икра уходила хуже, чего я совсем не ожидал — ведь цену назначил вдвое ниже рыночной! Или, следуя парадоксальным законам рынка, надо было гнуть вдвое дороже?

— Насколько я помню, ты бирюком живешь, с родней не общаешься, — теперь Уваров пробовал творог.

— Это она со мной не общается, — хмыкнул я. — Если помнишь, несколько лет назад рухнула фирма, где я трудился директором.

— Помню…

— Дочка позвонила, посочувствовала моей беде… и попросила денег. Ей подвернулась горящая путевка на Мальдивы, в таких случаях я всегда помогал. Говорю ей: очнись, у меня проблема, не знаю, как дальше жить. Какие, нафиг, Мальдивы?

— Не услышала?

— Она порхает в своем мире. Ты понял? Бросила трубку, обиделась. Бабе сорок лет, а все на подсосе. Э, что об этом говорить, — развел я руками. — Сам приучил, сам виноват. А в прошлом году жена к ней уехала, как бы проведать, да так там и прижилась. Так что теперь кукую один, не тужу. Время чирикать прошло, холостякую.

— Тихий развод без раздела имущества? И тебя мучают воспоминания. А скажи, товарищ бирюк, с какой стати ты интересуешься девушкой, которую не знал практически?

— Приснилась она мне, Коля, — честно сообщил я истинную правду.

— Вот это да, — он даже привстал, чтобы посмотреть мне в глаза. — И ты ее видел?

— А как иначе? Видел, конечно, — подтвердил я. — Вот как тебя сейчас.

— А мне ни разу не удалось… — прошептал Уваров. — Как ни старался. Ни разу, представляешь? Силуэт часто вижу, фигуру. Знаю, что это Вера, а лицо размыто. Черт!

— Так часто бывает во сне, — примирительно заметил я. — Тут уж ничего не поделаешь.

— Сон помнишь? — Коля спрашивал с жадным интересом. — Можешь рассказать, если это не очень личное?

— Ничего такого особенного. Светило солнышко, но жарко не было. Мы кушали мороженое под ситро и итальянские песни… Я травил анекдоты, Вера смеялась. А потом мы подрались с «центровыми».

— Во как! — прищурился Коля. — Интересные у тебя сны. Вера тоже дралась?

— Не поверишь, но махалась, как Жан Клод Вандам.

— Почему не поверю? Верю, — Коля не удивился. — Нина Ивановна, мама Веры, с весны ее учила рукопашному бою. Они вечерами занимались во дворе, по темноте, чтобы никто не видел. Я видел…

— Как это?

— Я тогда частенько слонялся у ее дома — в надежде, что девчонка выйдет погулять. Иногда везло, не прогоняла. Знаешь, как я жалел, что меня рядом не было, когда Гоша на нее глаз положил, и у калитки подловил? — Коля равномерно черпал икру ложечкой.

— Скажешь тоже, — усмехнулся я. — Без обид, но что может сделать очкарик против Гоши и его банды?

— Ничего. Погибнуть героем на ее глазах мне как раз и не хватало. Может, заметила бы. Ладно, вернемся к твоим снам. Запомнил, с кем на «Палубе» дрался?

— Да, двое подкатили и представились. Некто Федот и Кот.

— Хм… Знаю такие персонажи, парни из восьмидесятой школы. Вера после выпускного с ними танцевала на набережной, и даже целовалась. Я тогда чуть с ума не сошел.

Господи, вот у него память, восхитился я. Серьезно закопался Коля в этом расследовании…

— Да? И кто же они по жизни? — мне в самом деле было интересно.

— В картотеке все записано, — Коля раскрыл картонную папочку. — Федот Сиротин, сын второго секретаря райкома партии, любитель ярких рубашек и цветных носков.

— Точно! — воскликнул я. — А второй?