Прыжок с кульбитом и валидолом

Но нет худа без добра. Потеряв коньки, я всерьез увлекся гитарой. Так-то и раньше неплохо играл, но теперь записался в кружок, а дома в любую свободную минуту мучил несчастный инструмент. Походя собрал ламповый усилитель, присобачил его к кинаповской колонке. На деку гитары установил самодельный звукосниматель, слепленный из высокоомных наушников. Получилось неплохо. Журнал «Радио» рулит! Параллельно я поднял владение балалайкой. Наслушавшись вражеских музыкальных радиостанций, попробовал блюзовые квадраты на балалайке, и сам обалдел от возможностей инструмента. Первоначально меня подтолкнула мама, с детства поющая народные песни и отлично владеющая разными инструментами — барабанами, гармошкой, балалайкой, мандолиной и даже домброй. Я начал вникать в теорию, а преподаватель кружка практику направил. Сильно помог, нагружая сложными домашними заданиями. Потом я оснастил мамину балалайку звукоснимателем, и в доме стало два электрических инструмента. Ей мощное звучание понравилось, мы потом частенько репетировали дуэтом.

Мой авторитет на улице вырос до небес, ребята и девчата вечерами ломились к нам в дом, чтобы «послушать музыку». Весной, как потеплело, я вынес гитару на улицу и, обладая слабым, но задушевным голосом, моментально стал местной звездой. Все девчонки оказались моими, они выстраивались в очередь, чтобы записаться на свидание. Завистники и обманутые любовники постоянно угрожали расправой, иногда били, а недавно даже слегка подрезали, но это так, издержки славы.

Звезду заметили в школе, пригласили в школьный ансамбль, а потом я пошел на повышение — в оркестр при клубе гипсового завода. Это был высочайший уровень районного масштаба, весь поселок тусил там на танцах.

— В твоих воспоминаниях слышна ирония, — с обидой заметила другая часть меня.

— А ты еще не слышал, как вырос мой уровень за сорок шесть лет, — парировал я. — Вот придем на репетицию, и я устрою вам закат разума на гей-параде!

— А что такое «гей-парад»?

— Ну, это мы тоже обсудим, но позже, после завтрака, — ответил я, умываясь.

Полевого супа на курином бульоне, с крупой и картошкой, в моем рационе не было лет сорок. Со свистом втянув обжигающее варево, я блаженно зажмурился. Сложная гамма ярких, необычайно острых ощущений захлестнула вкусовые рецепторы языка.

— Кайф! — счастливым голосом подтвердила другая часть меня.

— Я бы сказал больше: полный улет, — откусив солидный кусок хлеба, я оторвал ногу от вареной курицы.

— Посолить! — подсказала другая часть меня, и своевременный совет был немедленно исполнен.

Короткая жизнь в этом мире подарила столько впечатлений, что я не переживал за двадцать лет. И следует заметить — еще не вечер!

— Хорошо сидим, а, Антон? — никакого дискомфорта от соседа в голове не ощущалось. А ничего тут странного нет, ведь это же я, только сорок шесть лет разницы.

Зеленый лук, петрушка и соль крупного помола замечательно сочеталась с горячей, исходящей паром куриной ногой. Еще на столе меня дожидалась тарелка тонко порезанной брынзы и отдельно — армянский лаваш. Но это на десерт, если влезет.

Лишив курицу второй ноги, я встал из-за стола, чтобы налить молока в кружку. Каждое утро козье молоко нам приносила тетя Римма с Третьей улицы. Если дома никого не было, она оставляла стеклянную банку на кухонном столе, и забирала вчерашнюю посуду. Деньги за товар мама закладывала внутрь, в платочке. Еще тетя Римма носила козий сыр, но только по воскресеньям — каждый день такое нам было дорого, не по карману.

Покончив с легким завтраком, я задумался, переводя взгляд со своего несколько вздувшегося живота на чугунок с вареной картошкой. Он уже слегка остыл, дышал горячим паром, но не так яростно.

— Чего ждем? — вкрадчиво спросила другая часть меня. — Забыл, где вилки лежат? Так мне не трудно напомнить, в буфете! А сливочное масло, кстати, в холодильнике.

— Как прошел вечер? — улыбаясь, на кухню заглянула мама.

— Сначала в школе были танцы, а потом поехали на набережную, — вклинился в разговор Антон, и правильно сделал. — Гуляли, веселились, катались на кораблике. Под утро разошлись по домам.

— Что, и драку не заказывали? — мама усмехнулась.

— Обошлось, — честно доложил Антон. — Отдельные уроды нашлись, конечно, но их быстро успокоили без меня.

— Ой, чуть не забыла, — вскинулась мама. — Отцу на работу позвони, он тебя пожалел, будить не стал.

Отцу позвонить надо обязательно! Хотя бы для того, чтобы просто услышать его голос. Вот доем картошку, и сбегаю к больнице. Там телефон-автомат редко ломают.

Антон молча согласился.

— Вчера приходила к школе. Посмотреть, как вы танцуете, — у мамы увлажнились глаза. — Ребята такие солидные в костюмах, на девочках белые платья, лучше бальных. Как время пролетело, совсем взрослые…

— Боже, какая она молодая! — внезапно дошло до меня. — Сколько же ей сейчас? Антону семнадцать, значит, слегка за сорок. Женщина в расцвете сил, дай бог здоровья. И я помогу, Антон, ты не сомневайся.

— А когда мама умрет?