Читаем Прыжок в длину полностью

У Ведерникова заныло в груди. Какова разница в возрасте между негодяйчиком и знаменитостью? Лет восемь, наверное. Все вполне возможно. Сейчас сколько угодно пар, когда женщина старше. Женечка, потупив тихо блестевшие глаза, степенно поедал пюре. «Кстати, как там Ирочка, не звонит, не пишет?» — не удержался Ведерников от нехорошего вопроса. Негодяйчик, поднимая плечи, вздохнул так глубоко, будто хотел вместить в себя атмосферный столб. Помолчав, он положил приборы по бокам тарелки, вилку справа, нож слева. Подумал и поменял их местами. «Дядя Олег, я теперь очень сожалею, — проговорил он, наконец, совершенно ровным голосом, набожно глядя на черный, опять уснувший монитор. — Ну, был молодой, дурной, пьяный. Обиделся, не притормозил. Но если я раз поступил по-уродски, это не значит, что я обязан и дальше держать амплуа. Вот так. Это не пьеса, это жизнь», — добавил он назидательно и промокнул бумажной салфеткой строгий рот, мясной и красный от еды.

Из кухни наплывали сдобные, густые запахи поспевавших пирогов, что-то еще трещало, сладко чадя, у Лиды на сковородке, коньяк окончательно закрылся в себе, остался только цвет; два недопитых бокала горели среди блеклых остатков обеда, будто густые янтари. Итак, Кирилла Николаевна в опасности. Она, сама не ведая, уже вступила в клуб пострадавших за Женечку, за его безусловную человеческую ценность. Неважно, что ее сюжет еще впереди. Негодяйчик уже положил на нее свой желтый, козлиный, пронзительный глаз.

«Ты, значит, уже дал свое согласие на съемки», — отстраненно констатировал Ведерников, скрывая запевшую в груди пронзительную боль. «Дал, а как же иначе, — рассудительно ответствовал Женечка. — Во-первых, серьезные люди, серьезные деньги, это само по себе приятно. Во-вторых, это проект во имя добра. Я люблю делать добро, это тоже приятно само по себе. Ну и в-третьих, красивая женщина, как я уже сказал». «А ничего, что она без ноги?» — этот вопрос прозвучал гораздо злее, чем хотелось Ведерникову. «Конечно, ничего, а по мне, так даже лучше», — таинственно произнес негодяйчик, и странная мечтательность разлилась по его брутальной морде, представлявшей собой грубый механизм жевания и мимики, теперь точно смазанный машинным маслом.

Сопрано боли все выводило свою, забиравшую выше и выше мелодию. Похоже, у Женечки в его сыром тяжелом мозгу тоже плясал какой-то простенький мотивчик: негодяйчик барабанил наманикюренными, оттого еще более грубыми, пальцами по краю столешницы и немного раскачивался. «Только вот без меня из проекта ничего не выйдет, — злорадно сообщил ему Ведерников. — А я ни за что не соглашусь на этот дебильный фильм. Если тебя завербовали меня обработать, лучше забудь». «Никто меня не вербовал, — обиженно произнес негодяйчик и даже зарумянился. — У каждого человека должны быть убеждения. У меня есть, у Киры есть, вот насчет вас, дядя Олег, я сомневаюсь. Вы не хотите помогать, но движет вами что? Точно — плохое чувство. Может, вы злитесь, что с вами по жизни так вышло, может, Кире завидуете. Уж извините, что я откровенно. А может, вы что-то скрываете и боитесь, что всплывет. Я маленький был, но помню: вы чуть не каждый день ездили куда-то на старом «Жигуле» с одним пропитым мужиком. А у того мужика в багажнике был труп, сам не видел, но пацаны во дворе врать не будут». Услыхав про труп и правдивых пацанов, Ведерников чуть не расхохотался. «Сам-то ты не боишься журналистов? — спросил он, пристально глядя в честное лицо негодяйчика, на котором две короткие брови пытались залезть одна выше другой. — Смотри, они цепкие ребята. Им грязные факты милее чистой истории про инвалида и сиротку. Ты чем зарабатываешь? Криминальчиком? Собственноручно сделанных трупов не имеешь?»

Женечка помолчал, поморгал, прислушался к звукам из кухни, где сопела и ухала стиральная машина и мягко постукивал нож по разделочной доске. «Я трупов не произвожу, — произнес он, наконец, понизив басок. — Я вообще противник насилия, если хотите знать. Даже насекомых больше не ловлю, уже неинтересно. Если, например, насчет убийства человека, на которое кое-кто способен, то для меня это неприемлемо. Бизнес на этом больше не стоит, девяностые давно закончились. Между прочим, я легальный бизнесмен. У меня складское хозяйство, все арендованное, но планирую выкупать по частям. Я плачу налоги, и как юрлицо, и как физлицо. Бухгалтер мне зарплату переводит на карточку. Аудит в этом году прошли как по маслу».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза