Прыжок в длину

Женечка думал, что за деньги, которые он согласился заплатить Морису, тот будет заниматься с ним индивидуально. Однако на изрытой и исчирканной лыжами площадке ожидала целая группа. Бодрый инструктор объявил, что занятие посвящено искусству «ошчень хар’гшо падай». Оказалось, что по правилам валиться надо на бок, потом складываться зетом, подбирая ноги и лыжи, и, опираясь на гнущиеся палки, каким-то образом воздвигаться. В исполнении компактного и легкого Мориса этот трюк казался абсолютно простым, но как только группа по команде инструктора легла, площадка сделалась похожа на отделение травматологии в ослепительно-белой швейцарской клинике. Кто-то запутался, у кого-то отстегнулась и тихо уехала лыжина. Но хуже всех получалось у Женечки. Он возился и ерзал, фатально прикрепленный к палкам и лыжам, фатально ими растопыренный, желающий как-нибудь сломать крашеную ловушку, все время помнящий при этом, что деревяшки стоят денег. Он больно подвернул правое запястье, он наглотался жесткого пресного снега, почему-то имевшего привкус пластмассы; он каждым граммом своего живого веса ощущал, как морщинистый, абсурдно многоугольный горный массив, чуя в Женечке сродное своему камню тяжкое вещество, тянет его к себе. Наконец, общими усилиями негодяйчика подняли и поставили вертикально. Громоздкий и негнущийся, моргающий залепленными глазками, весь в ледяном зерне, Женечка, тем не менее, оставался невозмутим: раз у него не было в планах кататься на лыжах, то и досадовать не стоит.

По-настоящему рассердился Женечка вечером. Уж он расстарался, обежал в сахарном поселке все магазины и магазинчики, одурел от стариковского едкого запаха сыра и приторной теплоты парфюмерных отделов, но все же явился на ужин с добытым букетом. Холодные белые розы, наоборот, ничем не пахли, зато богатый пук весил как фарфоровый сервиз. Однако долгожданная Кира, спустившаяся из номера в каком-то тусклом свитере и в трикотажных растянутых штанах, приняла роскошные розы так, будто ей вручили докучливый, обременительный груз. «Ой, спасибо, зачем, не надо было», — пробормотала она невыразительным голоском, держа букет цветами вниз, и Женечка отметил, что впервые видит ее с немытыми волосами, какими-то плоскими, деревянного цвета. Еще не все было потеряно, и негодяйчик церемонно предложил пойти поужинать в одно хорошее место — действительно приятное и весьма дорогое, где Женечка сегодня на пробу отобедал и заценил ассорти из дичи, а также чучела этой самой дичи, с виду совершенно живые, на ощупь твердые, будто сундуки.

«Да мы уже как бы с ребятами договорились», — вяло ответила Кира и кивнула в сторону ресепшена, где толклась и гоготала вчерашняя компания во главе с трескучим Мотылевым. Пришлось опять тащиться за всеми в тот самый ресторан, где Женечкины деньги не имели цены. На этот раз Женечке повезло оказаться напротив Киры, но она все равно на него не смотрела. Кира горбилась, ежилась, терла друг о дружку неодинаковые колени и зажатые между коленями ладони — а Мотылев, поигрывая вилкой в левой и ножом в правой, рассказывал анекдот. «Катались сегодня, ваше благородие?» — вдруг обратился он к негодяйчику. «Ну, не то чтобы катался», — произнес Женечка с большим достоинством, препарируя у себя на тарелке толстокожую сосиску. «Катались, а как же! — напористо воскликнул Мотылев. — У меня вот тут целая фотосессия, как такое было пропустить!»

С этими словами скверный Кирин паразит выудил из кармана смартфон и, листая картинки, стал показывать экранчик потянувшимся соседям. По лицам поплыли удивленные ухмылки, а один чрезвычайно спортивный малый, весь розовый и рыжий, с физиономией как цветущая мимоза, поперхнулся и загоготал, хлопая себя по коленям. Мотылев, должно быть, ожидал, что Женечка полезет хватать смартфон с компроматом, и выйдет для всех еще смешнее. Однако негодяйчик не двинулся с места, только вилка с ножом в его мерно работающих руках сделались какими-то трепетными, будто живые рыбешки. Он почувствовал себя уязвленным только тогда, когда рыжий, взмокший от веселья, хохотун сунул смартфон прямо в лицо неулыбчивой Кире, и она, вместо того чтобы очнуться, возмутиться и пресечь безобразие, как требовала и предполагала ее справедливая натура, только кисло скривилась и снова ушла в свою безучастность, глядя перед собой глазами такими же тусклыми, как остывшая еда на ее нетронутой тарелке.

* * *

Наутро Женечка все-таки облачился в оранжевое, но, приблизившись к учебным площадкам, на призывы старины Мориса никак не откликнулся.