Прыжок в неизвестное. Парикмахер Тюрлюпэн

Объявления. Сейчас же, на первой странице. Кто-то предлагал сто пятьдесят зеленых стульев для садового ресторана. Другой брался поставлять ликеры наилучших марок. Третий продавал оркестрион. «Мороженое!»; «Сто тысяч бумажных салфеток!»; «Зажигатели для сигар!»; «Практично!»; «Модно!» – неслось со столбцов. Каждому хотелось денег, все кричало, все лезло вперед, мир был большим круглым игорным столом под зеленым сукном, залитым водкой, запачканным пеплом от сигар, серебро звенело, бумажные деньги шелестели, ко всякому гульдену, катившемуся по свету, тянулась тысяча жадных рук, волосатых, с изуродованными пальцами, умевших, однако, хватать, подобно щупальцам полипов, – и среди этой свистопляски оголтелости, алчности, подлости и надувательства он, Демба, осмеливался робко тянуться руками к своей доле, к жалкой горстке денег, из-за которой дрались тысячи других жалких кулаков, отталкивавших его и оттеснявших. И Демба вдруг упал духом, и оробел, и сдался, и хотел тайком улизнуть, болезненно устыдившись жалкого своего покушения.

Но тут за игорным столом поднялись вдруг шум и крики. Сушицкая обозвала одного из игроков отъявленным мерзавцем, играющим на руку Рюбзаму. Журналист крикнул: «Теперь я все понимаю!» Соленая Булка верещал без умолку: «Отдайте мне, наконец, мои деньги!» А перед Дембой стоял студент-медик с деньгами в руке и говорил:

– Видишь, Демба! Что я тебе говорил? Ты выиграл.

– Сколько? – спросил Демба, не поднимая глаз.

– Тридцать крон. Утроенную ставку. Демба молчал.

– Что теперь? – спросил Гюбель.

– Ставь дальше, – сказал Демба.

– Все?

– Да.

– Господа, спокойствие! – крикнул в этот миг Рюбзам.

– Спокойствие! – вторил Гюбель.

Шум постепенно затих, только госпожа Сушицкая еще некоторое время изливала в жалобах свое негодование, но игра продолжалась. Демба все еще заставлял себя не поднимать глаз. Он вперил взгляд в газету, читал слова и строки, не понимая их, и прислушивался к тому, что делалось за игорным столом. Кости стучали, коммивояжер с шумом хлебал черный кофе, а госпожа Сушицкая сказала вдруг серьезно и торжественно, как молитву:

– Ни пуха ни пера.

«Кто это: Нипуха-Нипера?» – спросил себя Демба в странном волнении. «Кто он такой, Нипуха-Нипера?» – мучительно сверлило у него в мозгу. И вдруг он решил: это бог войны у татар. И перед его глазами сложился образ маленького толстопузого человечка с бледным лицом, сплошь усеянным желтыми прыщиками, с пухлыми губами и глазами навыкат. Обвешанный пестрыми лоскутами, стоял он перед ним во плоти и смотрел на него, ухмыляясь, и мычал: «Ты хочешь моих денег, безумец? Что можешь ты предложить? Садовые стулья? Бумажные салфетки? Оркестрон? Ничего? Решительно ничего? Так склонись же передо мной, склонись, пигмей! Ниже! Ниже!»

И Станислав Демба сгибался во имя денег, низко и смиренно, перед голой стеной, на которой ничего не было видно, кроме его собственной тени и куска оборванных светло-желтых обоев.

– Я кончил! – крикнул кельнер в этот миг, и сразу же поднялся шум, все заорали одновременно, Сушицкая пронзительно завизжала:

– Это не годится! Очередь не ваша!

– Жульничество! – заревел почтовый чиновник и ударил по столу кулаком.

– Но ведь доктор сказал: дальше, – пищал кельнер.

– Надувательство! Обман! – вопил почтовый чиновник.

– Молчать! – перекричал его доктор Рюбзам. – Кто говорит: обман? Я ведь тоже проиграл!

Снова Гюбель стоял перед Дембой, дергал его за рукав и говорил:

– Ты опять выиграл.

– Вот как?

Демба не был ни озадачен, ни удивлен.

– Девяносто крон. Ставить еще?

– Да, – кивнул Демба.

– Сколько?

– Все.

– Ты сдурел? – спросил Гюбель.

– Да.

– Ты рискуешь!

– Я это делал сегодня весь день.

– Мне-то что! Но три раза сряду ты не выиграешь.

Он подошел к игорному столу. Оргия бешенства и разочарования улеглась. Началась новая игра, делались новые ставки, и доктор Рюбзам нервно проводил рукой по своему лысому черепу: в последней партии он проиграл больше половины своих наличных денег.

– Что с ними будет? – спросил он и показал на деньги Дембы.

– Остаются в игре, – сказал Демба.

– Стало быть: идет на все! – сказал доктор Рюбзам. – Благоволите выражаться точно!

– Да, идет на все, – подтвердил Гюбель.

– И прекрасно, – сказал экс-адвокат, – я только хотел это знать.

Он положил кость на середину стола, и партия началась.

– Скатертью дорога, – сказала Сушицкая и придвинула свою кость.

– У меня есть все, – заявил журналист, имея в виду свой запас костей.

Игра продолжалась. На этот раз Демба следил за ней с напряжением и сильно волнуясь.