Безусловно, старый Янечек совершенно не понимал своего времени, когда считал живопись и скульптуру никчемным занятием. Сегодня мы знаем (прежде всего из наблюдений за жизнью современных племен охотников и сборщиков, которых недавно посетила Экспедиция Моравского музея вместе с операторам остравского телевидения), что палеолитические и более поздние рисунки, как выбитые, так и выполненные краской, и скульптуры, хотя и выражали определенное эстетическое и художественное чувство, преследовали одновременно самые практические цели: привлечь на свою сторону сверхъестественные силы, которые, в их миропонимании, являлись определяющими факторами любых их действий и поступков. Убитый либо пойманный (на стене) мамонт был, наверное, предвестником успешной охоты. Женские фигурки гарантировали плодовитость и сохранение рода. Доисторические люди считали символ равноценным его живому прообразу либо предмету. Они замещали действительность желаемым, замысел — действием. А желали они, разумеется, того, в чем больше всего нуждались.
Высокий уровень творчества позднепалеолитических художников подтверждают и технические средства, ими использовавшиеся. Минералогические и химические анализы и эксперименты показали, что для изготовления красок, они выбирали красные, коричневые, желтые и черные куски (из сожженного дерева) красителей, которые растирали двумя камнями в мелкий порошок, смешивая его затем с вяжущим веществом. Вяжущие средства они приготовляли из различных компонентов: растительного жира, яичного белка (еще один элемент, связывающий их с мастерами ренессанса), крови, растительных соков и рыбьего желе, который получали вывариванием рыбных отходов. Состав вяжущего вещества выбирался, судя по всему, в зависимости от характера поверхности горных пород и с учетом влажности скальных стен. Поэтому некоторые рисунки сохранились значительно лучше картин многих мастеров средневековья и ренессанса. Краски держали либо на плоских каменных плитках, некоем подобии палитры. Либо в скорлупках. На стену краски наносились кистями из конского волоса или из мелко нащипанных веточек. Там, где нужно было раскрасить большие поверхности, применяли шерсть зверей. Мастера древности умели также делать живописные принадлежности, соответствующие нашим навощенным листам. Они смешивали порошок с неизвестной нам быстро затвердевающей пастой и из получившейся массы моделировали удлиненную форму. Использовали они и технику распыления краски при помощи полой птичьей кости. Так, в частности, возникли упоминавшиеся негативные контуры человеческих рук. Любопытно, что иногда у таких контуров отсутствовали некоторые пальцевые фаланги. Поэтому ряд археологов высказал предположение, что существовал какой-то особый культ, заключавшийся в ампутации фаланг пальцев. Однако экспериментатор доказал, что для получения такого эффекта достаточно было подогнуть соответствующие фаланги. Краску вокруг руки, приложенной к скальной стене, он с одинаковым успехом наносил несколькими способами: с помощью полой кости, распыляя краску ртом либо кожаным мешочком. Следовательно, не было никакой нужды раз и навсегда лишать пальцев участников этой эффективной проделки.
Некоторые доисторические художники к своей работе тщательно готовились, о чем свидетельствуют каменные «альбомы для эскизов» с небольшими набросками зверей, которые совпадали с картинами на стенах. Картины рисовали при дневном свете под карнизами нависшей скалы либо у входа в пещеру, рисовали внутри пещер, как в ближних, часто используемых залах, так и в удаленных на сотни метров в глубину пещерных коридорах, труднодоступных, куда никогда не проникал луч дневного света. Такие помещения освещали каменными коптилками — камнями, выдолбленным наподобие больших мисок, залитых жиром с фитилями. Милес Буркитт из Кембриджа попытался повторить палеолитическое наскальное искусство. Он использовал охру, куски древесного угля, кисти из конских волос и птичьих костей, расщепленные вдоль полые кости для хранения красок, костяные лопатки в качестве палитр и каменный светильник с салом и фитилем. Выяснилось, что размешивание красок, подсветка в нужно ракурсе и само рисование, к тому же в темном помещении, вряд ли могло быть делом, с которым справился бы один человек. Отсюда, естественно, следовал вывод о том, что доисторический художник едва ли мог обойтись без помощника. При процарапывании рисунков на известняковых стенах он достигал разной глубины и ширины линии одни лишь изменением положения обычного кремневого резца.