Псевдолотман. Историко-бытовой комментарий к поэме А. С. Пушкина «Граф Нулин»

С bons-mots парижского двора , – bon-mot (фр. – «меткое словцо») – изящная или язвительная острота. П.А. Вяземский, переводивший bon-mot как «забавное слово» или «острое слово», так определял разницу между французской и русской шуткой: «Французская острота шутит словом и блещет удачным подбором слов, – русская – удачным приведением противуречащих положений» ( Вяземский1963 , 80 и 33).

Главным поставщиком светских острот традиционно считался парижский свет. Элегантные, отточенные экспромты становились особым видом придворного искусства и передавались потом из уст в уста, приобретая форму коротких рассказов – анекдотов. Один анекдот с bon-mot помещен в «Московском телеграфе» за 1825 г.: некий граф, будучи старейшим из гостей на свадьбе и следуя древнему обычаю, разрезал на полоски подвязку (ленту, которой подвязывали чулок) невесты, раздал гостям, а одну из полосок вдел себе в петлицу, как это делалось с орденскими лентами. Наутро, забыв об этом, он пришел на аудиенцию к королю. Король и наследник спросили его «о новом украшении». Смущенный граф оправдывался словами: «Позор тому, кто об этом плохо подумает» (девиз ордена Подвязки – самого престижного ордена в Европе) ( МТ1825 , XIV, 367–368).

Еще один bon-mot того времени, уже с политическим оттенком, привел Е.В. Тарле. В разговоре с Талейраном Карл Х, последний король из династии Бурбонов, заявил: «Тот король, которому угрожают, имеет лишь два выбора: трон или эшафот». «Вы забываете, государь, третий выход, – ответил Талейран, намекая на изгнание, – почтовую карету» ( Тарле , 667–668).

Случайно или нет, но и здесь приходится вспоминать В.Л. Пушкина и его стихотворение «К камину» (1793), в котором были такие строки: «Мне нужды нет, что я на балах не бываю / И говорить бон-мо на счет других не знаю…».

С последней песней Беранжера , – Пьер Жан Беранже (1780–1857) – один из самых едких поэтов той эпохи, поставщик сенсаций совсем иного рода, чем представленные выше bons-mots. Его песни регулярно запрещались правительством и были постоянно «на слуху». В 1825 году как раз разразился очередной цензурный скандал. Издатель, выпуская в свет третий сборник песен Беранже, по требованию полиции, но без согласия автора, изъял из песни «Галльские рабы» последний куплет («посылку»):

«Друг Манюэль, в другое время

Я б не воспел тех мрачных дней,

Но галлов нынешнее племя

Не ценит доблести твоей;

А ты, опасность презирая,

Стремясь отважно родине служить,

Жалеешь тех, кто гибнет, повторяя:

"Давайте пить, Давайте пить!"»