Псевдолотман. Историко-бытовой комментарий к поэме А. С. Пушкина «Граф Нулин»

«Беседа мудрых укрепляет

Колеблемый рассудок мой,

Дивит в писаниях великих

Рассказ деяний знаменитых;

(…)

Мы с ними чувствуем живей,

Добрее, пламенней бываем, —

Так Русь святая нам святей,

Когда Карамзина читаем».

П.А. Вяземский резко снизил уровень патетики при использовании этого оборота в шуточном новогоднем послании к В.Л. Пушкину (чья тень уже не раз возникала за плечами у графа Нулина). Противопоставление Европа – святая Русь приобретает здесь характер легкой насмешки над обычаями последней:

«Пусть Вестник, будто бы Европы,

По-европейски говорит,

И разных глупостей потопы

Рассудка солнце осушит.

Пусть нашим ценсорам дозволят

Дозволить мысли вход в печать;

Пусть баре варварства не холят

И не невежничает знать.

(…)

Пусть щук поболе народится,

Чтоб не дремали караси;

Пусть белых негров прекратится

Продажа на Святой Руси». (1820).

Об ироническом отношении самого Пушкина к этому штампу свидетельствуют строки из «Послания к цензору» 1822 г. («Скажи: не стыдно ли, что на святой Руси, / Благодаря тебя, не видим книг доселе?» II – 122), а также его письмо к брату, написанное в начале февраля 1824 года: «Святая Русь мне становится невтерпеж Ubi bene ibi patria. А мне bene там, где растет трин-трава, братцы. Были бы деньги, а где мне их взять? что до славы, то ею в России мудрено довольствоваться… Mais pourquoi chantais tu? на сей вопрос Ламартина отвечаю – я пел, как булочник печет, портной шьет, Козлов пишет, лекарь морит – за деньги, за деньги, за деньги – таков я в наготе моего цинизма» (Х – 180). Характерно, что и в этом отрывке, и в разговоре Нулина с Натальей Павловной переплетаются одни и те же темы: явные – «Святая Русь» и Ламартин, и подспудная – отсутствие денег.

Жалеет о Париже страх. – Для того человека, каким граф предстает в разговоре – завсегдатая салонов и «бульварных» театров – длительное пребывание в Париже не могло пройти даром. Он, видимо, старательно учился смотреть на мир глазами француза, а это совсем особое «мировоззрение». Князь П. Б. Козловский, проживавший в Париже в 1823 и 1824 гг., то есть практически в одно время с Нулиным, так описал атмосферу «национального тщеславия», которую он там застал:

...

«В салонах, в театрах, на улице, в газетах вы без конца слышите и видите самые напыщенные похвалы французам… Самый плохой актер, играя в самой скверной пьесе, может быть уверен, что сорвет бурные аплодисменты, если произнесет несколько слов о французской чести, французской славе, французском гении и сноровке, наконец, нечто как можно более напыщенное о первенстве Франции. Эти общие места, исполненные самой грубой лести, звучат со сцен мелких театров и никогда никому не надоедают, если же их не декламируют также и на сценах крупных театров, то не публика тому виной, ибо стоит партеру расслышать в пьесе хоть что-нибудь лестное для национального тщеславия, как он приходит в восторг» (Козловский, 53 ).

Значение слова «страх», использованное в данной фразе – очень, весьма – Даль отмечает как «народное» ( Даль, IV, 337). Соответственно оно входит в речевую характеристику не графа Нулина (чья прямая речь дана ниже), а рассказчика, и стоит в одном ряду с такими выражениями, как отмечаемые нами выше: «покой», «казать» и др.