Псевдолотман. Историко-бытовой комментарий к поэме А. С. Пушкина «Граф Нулин»

И начинает разговор – один из виднейших пушкинистов начала XX в. П.О. Морозов комментировал разговор графа и Натальи Павловны следующим образом: «Нулин рассказывает о Париже, о новых модах и пр., поет шансонетку, болтает всякий вздор» ( АСП , 387). На самом деле все не так. Разговор наполнен особым смыслом и полон культурных знаков. Прежде всего: он строится по новейшей парижской схеме. «Политика, Литература, Театр – вот три главные стихии парижских разговоров!» – восклицал «Московский телеграф» ( МТ1825, IX, 145). Делаем поправку на то, что разговор происходит в российской провинции, а не в парижском салоне (и значит, разговор о политике исключен) и получаем последовательность: театр – литература – мода, вполне соотносимый с новейшими парижскими веяниями. Не забудем также и то, что это разговор светский и, следовательно, переход от литературы и театра к моде, а затем к пению более чем закономерен. Об этом отчетливо говорит сопоставление разговора графа и Натальи Павловны с тем, который ведут две светские львицы из «Послания к Хлое» К.Н. Батюшкова, написанного не позднее 1805 г. и представленного автором (под названием «Сатира, с французского») для вступления в «Вольное общество любителей словесности, наук и художеств»:

«Из хижины своей брось, Хлоя, взгляд на свет:

Четыре бьет часа – и кончился обед:

Из дому своего Глицера поспешает,

Чтоб ехать – а куда? – беспечная не знает.

Карета подана, и лошади уж мчат.

"Постой!" – она кричит, и лошади стоят.

К Лаисе входит в дом, Лаису обнимает,

Садится, говорит о модах и зевает;

О времени потом, о карточной игре,

О лентах, о пере, о платьях и дворе.

Окончив разговор, который истощился,

От скуки уж поет».

Примечательно, что разговор по «парижской» схеме ведет Наталья Павловна, демонстрируя при этом свое знание светских обычаев, а граф подхватывает и развивает каждую тему, тем самым принимая «равный тон» в общении с провинциальной красавицей и мало-помалу уходя от заявленного в начале обеда дендизма. Именно такой тип застольной беседы рекомендовал Ф.В. Булгарин своим читателям в уже цитированной нами чуть выше статье:

...

«За обедом надо уметь перестреливаться короткими фразами, и эти фразы должны быть похожи на пирожки (petits pates) или крепкие пряные соусы…. Не должно никогда заводить речи за столом о важном и сериозном… Везде дамы дают законы в обществе, и с дамами должно говорить о том, что им угодно и что им приятно» (Культура застолья, 151 ).

Святую Русь бранит…  – Святая Русь – один из литературных штампов того времени, получивший широкое распространение, вероятно, благодаря Н.М. Карамзину. Он в IX томе своей «Истории государства российского», вышедшем в 1821 году, дважды использовал этот оборот (в описании пленения в Крыму Семена Мальцова и завершения похода Ермака в Сибирь. Впервые словосочетание «Святая Русь», видимо, появилось в так называемых «исторических песнях», известных с XVI века. Интерес к ним в России начала XIX века – часть общеевропейской тенденции в «возрождению» средневековой истории и «открытию» средневековой литературы, принимавшей самые разные формы, от «средневековых» романов Вальтера Скотта, до самой знаменитой подделки в истории литературы – поэзии Оссиана (легендарного кельтского поэта III века нашей эры) созданной шотландцем Макферсоном в середине XVIII века. Одну из «исторических» песен XVI века цитировал Н.М. Карамзин уже в Х томе: «Как умру я, мой доброй конь, // Ты зарой мое тело белое // Среди поля, среди чистаго; // Побеги потом во святую Русь; // Поклонись моим отцу и матери, // Благословенье свези малым детушкам; // Да скажи моей молодой вдове, // Что женился я на другой жене…».

В поэзии 1820-х годов особенно часто этот оборот использовал В. К. Кюхельбекер. В его стихотворении 1821 года «Поэты», в котором упомянут и Пушкин – «певец любви, певец Руслана» – есть такие строки:

«Их зрела и святая Русь —

Певцов и смелых и священных,

Пророков истин возвышенных!»

Точно так же – торжественно и пышно – звучит этот оборот и у К.Ф. Рылеева в стихотворении «Державин»:

«Он пел и славил Русь святую!

Он выше всех на свете благ

Общественное благо ставил». (1822)

В послании «В.А. Жуковскому, возвратившемуся из путешествия», написанном И.И. Козловым в 1822 г., это же выражение присутствует в таком контексте: