Псевдоним «Эльза»

Арво Паананен – верный человек, хорошо зарекомендовал себя во время Гражданской войны, у него огромный опыт подпольной работы. Когда Дарья Александровна окажется с ним, за неё можно не беспокоиться. Главное, чтобы не сбилась раньше, всё сделала, как договаривались. И ни в коем случае не вздумала возвращаться на квартиру – там наверняка всё перевернули вверх дном.

Паананен на своей шхуне переправит Дарью Александровну в Евле. А там она уже может окончательно забыть об опасностях и волнениях. Новое жилье и содержание ей обеспечено. Во всяком случае, пока Екатерина Алексеевна остается на своем посту. Таких услуг не забывают. Сама же она вернётся через Стокгольм в Москву, и когда она снова окажется у себя в кабинете на Лубянке, война с Финляндией будет в полном разгаре.

Конечно, Лаврентий заведёт речь о том, что «крота» не надо было ликвидировать, «вы поломали всю игру», как он любит говорить. Какую игру? Агента можно было бы использовать, если бы Ярцев оставался на месте и резидентура в Хельсинки продолжала работать. Можно было бы попробовать через него «поиграть» с немцами. Но тащить его в Москву, да ещё в нынешних тяжелейших политических обстоятельствах, тащить врага в собственный дом? Это могло привести к очень опасным последствиям. Неминуемо пришлось бы выводить его на дополнительные контакты. Кто знает, как бы он ими воспользовался? Это всё лишнее.

Она была совершенно уверена в собственном решении. «Хорошо ещё, что голова не подвела и не заболела ни разу», – подумала она с иронией. Опустив глаза, взглянула на ботинки – и улыбнулась. Только сейчас она вспомнила, что уехала от фермера из Коуволы в ботинках Маши и в её платье. Только пальто, шляпка и ридикюль – свои. Вот так штука! Она надела одежду той, кого многие считали её злейшим врагом, сама она никогда так не считала. И хотя Катя не была суеверной, может быть, это принесло ей удачу в тяжелейшем деле?

Платье из бледно-лилового шелка, Маша любила такие цвета – нежно-зёленый, песочный, светло-голубой. Они прекрасно сочетались с её темно-рыжими волосами и светло-коричневыми, цвета янтаря, глазами.

Что было главное в этой поездке? Екатерина Алексеевна вдруг всерьез задала себе этот вопрос. То, что всё-таки удалось деблокировать резидента в Хельсинки, или то, что она узнала, совершенно неожиданно, что княжна Шаховская не погибла в Париже в 1918 году, что её спасли, она жива.

Для Лаврентия и руководства Лубянки – первое, лично для неё – второе. Она вспомнила застрявший в снегу поезд. «Никому не ведом промысел Божий, – говорил её дед – священник, – прими, как есть. Он мудр. Ему известно то, что не знаем мы».

Не для того ли случился буран, чтоб она сбилась с дороги и забрела на хутор фермера Оле рядом со старой усадьбой князей Шаховских и узнала наконец то, что должна была узнать, – нет на ней смертного греха, в котором всегда себя винила. Снял Господь этот страшный крест. Нет, не оттолкнула она руки, помогавшей ей, не предала, не обрекла на гибель. Маша жива, значит, и её страдания теперь смягчатся, станет легче. «Мадемуазель Катрин, вы должны научиться играть также бегло, как Мари!» Князь Григорий Белозёрский подошёл к роялю в гостиной, поставив на блестящую белую крышку инструмента искрящийся бокал с шампанским, подыграл Маше в басах. Она рассмеялась. Повернула голову к Кате – блестящий взор светло-карих глаз, рыжие волосы, завитые локонами, красиво опускаются на обнаженные плечи, бледно-лиловый шелк платья, – такой же, как и на ней самой сейчас, – переливается в свете свечей. «Мари, ты же научишь Катрин, правда?» – «Конечно, Гриц, она очень старательная ученица! Вы любите Шопена, Катрин?» – «Да, конечно, он такой романтичный!» – «А мне больше всего нравится “Осенний вальс”».

Гранитный финский берег окончательно растаял в тумане. Стало очень холодно, сыро. Подняв пышный воротник пальто, Екатерина Алексеевна спустилась в каюту, она ощущала покалывание в висках, оно становилось сильнее с каждым мгновением. Снова начинался приступ болезни – это означало, надо срочно пить лекарство, благо Лаврентий щедро снабдил её в дорогу, понимая, что с больной головой она не принесёт никакой пользы, только провалит всё дело. Нежные звуки «Осеннего вальса» звучали в её памяти. Княжна Маша Шаховская играла на рояле в гостиной дома князей Белозёрских на Невском. «Позвольте пригласить вас, Катрин», – Гриц щелкнул перед ней каблуками, звякнули шпоры. Смутившись, она присела в реверансе и робко положила руку ему на плечо.

* * *

Ворох кремовых кружев под рукой, унизанной перстнями, мягкий соболиный мех на плечах. Легко подхватив её на руки, Гриц перенес её через затоптанный на тротуаре снег и посадил в сани.

– На Галерную, к цыганам! – приказал ямщику, усевшись рядом.

Щелкнула пробка шампанского.

– И побыстрей, любезный! Плачу серебряный!

– Довезу, барин, не сумлевайтесь!

Сани рванулись по схваченному морозом, искрящемуся снегу. Отпив шампанского из бутылки, Гриц обнял её за плечи, прислонив голову к своему плечу.

– Мы всю ночь будем вместе, Маша! – горячо прошептал на ухо.